Белая слива Хуаньхуань - Лю Ляньцзы
Сюаньлин беззаботно рассмеялся, глядя на смущенную наложницу:
– Жун-эр всегда была застенчивой и робкой. Даже сегодня ты ведешь себя точно так же, как в то время, когда только-только вошла во дворец. Ты совсем не изменилась!
Линжун склонила голову, спрятав свое лицо, как бутон лотоса закрывается от холодного ветерка. Теперь была видна только ее макушка, украшенная парными шпильками из красного коралла. С их кончиков свисали жемчужные нити, которые красиво поблескивали при каждом движении головы. Они делали ее облик еще более трогательным.
– Что вы, я уже совсем не та, что прежде, – скромно сказала она. – Я просто старое вино, перелитое в новый кувшин. Надеюсь, Ваше Величество не побрезгует не самым свежим напит-ком.
Сюаньлин приложил ладонь к ее маленькому округлому подбородку и заботливо сказал:
– Когда рядом со мной любимая, я пьян без вина, ведь не вино пьянит человека, а человек сам себя. Раз уж ты снова оказалась в моих объятиях, спой для нас поздравительную песню.
Линжун слегка кивнула и, улыбнувшись, послушно запела:
– Не держись за одежды свои золотые, держись за годы молодые. Срывай цветы, когда они цветут, не жди, пока лепестки их опадут [173].
Пока Линжун выводила грустную мелодию знакомой песни, Сюаньлин завороженно слушал, но стоило ей замолкнуть, он словно бы очнулся ото сна, широко улыбнулся и сказал:
– Цветы надо срывать, пока они цветут. Что ж, я сорву тебя, чтобы ты была в моих руках и больше не чувствовала себя одинокой. – Император повернулся к Ли Чану и приказал: – Принеси золотые одежды. Я дарю их сяоюань Ань.
Евнух удивленно воззрился на императора, но уже через пару мгновений убежал выполнять приказ.
Золотые одежды некогда приказал сшить сам император Лунцин. Он преподнес их в дар гуйфэй Шу. Было всего три наряда: один остался во дворце, второй наложница Шу забрала с собой, когда ушла в монастырь, а третий хранился у ее сына, принца Сюаньцина.
Еще ни одна наложница нынешнего императора не удостаивалась столь невообразимо щедрого подарка в знак уважения и любви. Все, кто слышал приказ императора, потеряли дар речи.
Гуйпинь Синь с завистью усмехнулась и тихонько сказала:
– И вот нарядили ее, как красавицу Юэ, и видит она отражение свое… Ох, пение сестренки Ань и правда на вес золота [174]!
И тут я вспомнила, что именно благодаря песне «Золотые одежды» Линжун удалось обратить на себя взор императора. В прошлом году она спела ее у пруда Тайе и стала новой фавориткой. В тот день она робела и нервничала, но сегодня держалась с достоинством и совершенно не волновалась, исполняя песню перед столькими людьми. «Золотые одежды» стали ее счастливым талисманом, который помог заполучить любовь императора и всеобщее уважение.
Наконец-то Ань Линжун могла гордо расправить плечи и позабыть про прошлые неудачи и обиды.
Если бы кто-то спросил, что я сейчас чувствую, я бы ответила, что сама не знаю. Мое сердце словно бы обволокло густым туманом. Я не могла ни радоваться, ни грустить. Я отвернулась и, поджав губы, посмотрела вдаль. Туда, где на другом берегу покрытого лотосами Тайе стоял павильон Лоюэкайюнь, в котором жил шестой принц. Я слышала, что вокруг павильона посажена белая альбиция, и когда она цветет, издалека кажется, что здание окружено туманом, а когда цветы опадают, похоже, что идет дождь.
Размышляя о том, в какой плачевной ситуации оказались мы с Мэйчжуан, я пришла к мысли, что внезапное возвышение Линжун будет во благо и ей, и нам. Вот только эта мысль почему-то не вызвала у меня улыбки. И снова в зале зазвучала музыка, и снова раздался счастливый смех. Радость и веселье помогали нам на время забыть о печали, таящейся в наших сердцах. Я опустошила чарку с вином, желая поскорее опьянеть. Я больше не хотела думать, я больше не хотела вспоминать.
Месяц спустя я просмотрела записи тунши [175]. За прошедший месяц Сюаньлин вызывал меня только один раз, фэй Цзин и Мэйчжуан дважды, цзеюй Цао один раз, пинь Шэнь и гуйпинь Синь тоже единожды. А вот императрице он стал уделять гораздо больше внимания, чем прежде. Кроме обязательного пятнадцатого дня каждого месяца он посетил ее еще восемь раз. Еще несколько ночей он проводил в одиночестве, давая себе передышку, а вот все оставшиеся графы были заполнены именем Линжун.
Чиновники при императорском дворе всегда делились на два лагеря: на тех, кто родился в богатой семье, и тех, кто родился в бедной. То же самое повторялось и в гареме. Чем богаче и знатнее твоя семья, тем больше у тебя влияния и власти. У Линжун, конечно же, семья была не так бедна, как у обычной дворцовой служанки, но и не очень богата. Наложницы, завидуя тому, что она стала новой любимицей императора, начали распускать про нее нелицеприятные слухи и злословить.
Но именно нежный и спокойный характер Линжун помог императору справиться с тоской, которая поселилась в его душе после потери детей. Женская ласка – лучшее лекарство для мужских ран.
Именно так сказала императрица, когда мы в очередной раз собрались у нее во дворце. Возможно, она была права, ведь уже много лет была рядом с Сюаньлином и, хорошо его изучив, знала, как лучше утешить.
Государыня восседала на троне, обращенном к югу. Сегодня на ней был розовый наряд из атласа, полностью покрытого облачным узором, вышитым золотыми и серебряными нитями. По задумке портних, розовый цвет должен был делать образ владелицы воздушным и очаровательным, но строгий воротник-стойка со сложной, мастерски выполненной вышивкой полностью менял настроение наряда, создавая сдержанный и строгий образ.
Государыня окинула нас грозным взглядом и без тени улыбки сказала:
– Семья сяоюань Ань не такая славная и знатная, как ваши, и я понимаю, почему вы не можете спокойно принять ее новое положение. Но если она нравится императору, значит, она нравится и мне. Обычно я закрываю глаза и притворяюсь, что не знаю, какие подлые и хитрые уловки вы используете в борьбе за внимание государя, но сегодня я хочу вас предупредить. Если вы посмеете чем-либо обидеть наложницу Ань, которая стала единственной радостью Его Величества, я этого не потерплю так же, как и император. Вы все поняли? – спросила она, неожиданно повысив голос.
В душе у многих наложниц клокотала ненависть вперемешку с обидой, но они не посмели выразить свое негодование перед лицом императрицы. Им оставалось только покорно согласиться и кивать.
Императрица была довольна нашим послушанием, поэтому смягчилась и уже гораздо добрее сказала:
– У меня просто не
