Стражи времени - Лев Юрьевич Альтмарк
– Как ты, Даниэль? – спрашивает меня старший из спецназовцев, с которым я раньше знаком не был. – Они тебе ничего плохого не успели сделать?
– Не успели, – выдавливаю, а у самого губы предательски подрагивают.
Эти невзаправдашние грабители не причинили мне никакого урона, если, конечно, не считать разгромленной квартиры, но нервы-то у меня не железные…
– Как вы узнали, что у меня эти… гости?
– Сейчас появится начальник и всё тебе разъяснит, – усмехается спецназовец. – Скажи, у тебя точно всё в порядке?
И в самом деле, нервы у меня ни к чёрту. Что же это я распустил себя? Раньше в таких суровых передрягах бывал, что представить себе трудно, а сейчас – какая-то клоунада…
В висках привычно начинает ломить, а сердечко колотится, как паровой молот, да ещё в придачу почему-то продохнуть не могу. Сижу с закрытыми глазами и хватаю губами воздух. Жду, пока кто-то за моей спиной разрежет ленту, которой меня примотали к стулу.
А когда меня уже освобождают полностью, то не могу удержаться и начинаю валиться на пол. Меня вовремя подхватывают и укладывают на диван, от которого всё ещё пахнет противным сладковатым потом Ханана.
– Ох, неймётся тебе, Даник, – раздаётся над моим ухом, – ты к себе всякие неприятности, как магнит, притягиваешь. Честное слово!
Открываю глаза и вижу над собой грустно улыбающуюся родную физиономию Штруделя.
– Лёха, откуда ты узнал, что у меня гости?
– Потом расскажу, а сейчас… – Лёха оборачивается и говорит кому-то за спиной: – Зовите ребят из «скорой помощи», пускай клиента забирают и приводят в чувство.
– Стоп! Никуда меня забирать не надо! – пытаюсь протестовать и даже слегка приподнимаюсь, но сил почему-то совершенно нет.
– Вот видишь, брат, как тебе сейчас плохо! – успокаивает меня Лёха и придерживает за руку. – Пару дней полежишь в больнице, окрепнешь, никто тебя там долго держать не собирается.
– Сын…
– Ну, разве ты в таком состоянии боец? Ты же за последнее время столько перенёс, что не приведи Господь, а уже не пацан безусый…
– Ну да, – огрызаюсь, – ты ещё про пенсионера скажи…
Двое бородатых ребятишек в жёлтых врачебных курточках ловко и умело подхватывают меня и перекладывают на носилки.
– Лёха, – зову товарища, – и всё равно скажи, как ты узнал, что у меня такие баталии дома разворачиваются?
Штрудель одёргивает выбившуюся из брюк форменную рубаху и машет мне рукой:
– Сейчас мы этих гавриков отвезём в полицию, оформим на нары, а потом я к тебе приеду. Там и поговорим. Хорошо? Дождёшься меня?
Мне отчего-то немного обидно, что я расклеился ни с того ни с сего на глазах у своего старинного товарища, но ничего поделать с собой не могу:
– Только обязательно приезжай…
В тот день Лёха так и не приехал. Зато меня, едва доставили в больницу, напичкали успокоительными таблетками, от которых я отбрыкивался, как мог, однако эскулапы заставили выпить их чуть ли не силой, после чего я вырубился и проспал без всяких сновидений до самого утра, когда уже начали разносить по палатам завтрак.
От больничной еды отказываюсь, потому что в рот ничего не лезет, лишь прошу у медсестры принести телефон. Лёха отзывается не сразу, но хорошо, что хоть отзывается, а то у меня в голове уже крутятся всевозможные панические мысли, мол, все неприятности, которые судьба запланировала отпустить мне до конца жизни, вдруг вывалились одновременно и сейчас. Кто-то сверху побаивается, что я раньше срока склею ласты и лишусь удовольствия наслаждаться этими неприятностями в полной мере и в полном ассортименте. Тем же, которые снизу – рогатым и хвостатым, – так им вообще всё по барабану, потому что я уже давно их клиент на самую серединку раскалённой сковородки…
– Привет, Даник, – сразу начинает спешно тараторить Лёха, – прости, что не приехал, как обещал. Хотя мне врачи сразу шепнули, что, если уж ты попал к ним в объятия, то долго разговаривать нам в любом случае не дадут. Для них я никакой не начальник. Пару дней тебя гарантированно продержат, витаминчиками нашпигуют, чтобы бегал, как молодой, а потом – пожалуйста, забирайте пациента и беседуйте, сколько пожелаете.
– Ты на мой вопрос не ответил, – мрачно напоминаю ему, – как вы узнали, что ко мне незваные гости явились? Кто сообщил? Соседи, что ли, шум услышали?
– Других вариантов у тебя нет? – Лёха прямо-таки торжествует и закатывается радостным смехом. – Хоть ты для меня и авторитетный гуру, но, видно, теряешь нюх… Я же всё это время прекрасно понимал, что ты не доверишься полиции и начнёшь собственное расследование. Ведь так? И даже не предполагал, а был абсолютно уверен в этом с самого момента исчезновения Ильи. Ты же вдобавок ещё и сам усугубил ситуацию, когда пришёл не только сообщить об этом, но и попросил у меня оружие. Дать его тебе я, естественно, не мог, но нисколько не сомневался, что ты его непременно где-нибудь раскопаешь. После этого… – он делает глубокомысленную паузу и выдаёт: – После этого я решил, что за тобой нужен глаз да глаз. Поставить наружку – не выход. Во-первых, это даже мне, начальнику полиции, нужно обосновывать, а у меня, кроме подозрений, ничего нет. Во-вторых, ты ещё тот жук и мигом просчитаешь тех, кто следит за тобой. Потому и навтыкал тебе жучков. Пару в квартире и маячок в заднем кармане твоих джинсов. Ты – человек самоуверенный, и даже предположить не мог, что кто-то на такое отважится. Как я, а?
– Ну и негодяй же ты! – невольно вырывается у меня, а втайне я уже прикидываю, что на его месте поступил бы, наверное, так же. Я-то себя хорошо знаю: переубедить меня или заставить сделать что-то такое, чего не хочу – напрасные хлопоты. – Всё-таки мог бы сказать…
– Что, я тебя не знаю? Ты бы всё это мигом ликвидировал.
– Естественно… Что с Хананом и его братцами делать будете?
– Получат то, что заслужили, не сомневайся. Сам-то Ханан поначалу не мычал, не телился. А потом надавили на него, и тут же запел про то, как ты силой якобы отнял у него пистолет, незаконно проникнув в его убогое жилище.
– Откуда у него пистолет, сказал?
– Стандартный трюк: нашёл неделю назад на улице, но в полицию не сдал, а решил придержать у себя на всякий пожарный. Видите ли, живёт он в неблагополучном районе, где уличная преступность спит и видит, как бы его, несчастного, обидеть. Овечкой невинной прикинулся, мол, даже понятия не имел, что
