И пришел Лесник! 17 (S-T-I-K-S) - Василий Лазарев
— Да. Иди, раз я тебя не интересую, — Иштар накрылась одеялом с головой. Но оставила маленькую незаметную дырочку, в которую она наблюдала за его коленкой. Колено дрогнуло и замерло.
— Нет, раз я могу уйти, то останусь. Пока, — Горец сел на краешек кровати.
— Вот видишь, я не врала, — Иштар высунулась из-под одеяла. — Ты правда лабал по кабакам в прошлой жизни?
— Было дело. У нас был свой маленький джаз-бэнд. У меня была вот такущая бас-гитара! — Горец раскинул руки показывая длину грифа у гитары.
— Бухал сильно?
— Да всё было. Мы музыканты народ выносливый, можем что угодно, — сознался Горец.
— А я вот почти не была в кабаках, — вспомнила Иштар. — Не успела. Да и было их всего два у нас в городе. Кто бы меня туда пустил в семнадцать лет.
— Расскажи о себе? — попросил Горец.
— Зачем тебе? Ты же собрался уходить? — надменно посмотрела на него девушка.
— Ну… может и останусь. Ненадолго, — улыбнулся Горец. — Я же как мэр должен выслушать человека. Мало ли у него, неё, то есть какие-то проблемы.
— А как же куча важных дел? Мэрия, стена, нолды? Как они все без тебя? — язвительно напомнила ему Иштар. — Неужели это всё можно отбросить и выслушать одну несчастную нимфу?
— Да ну их в жопу. У меня и так не было личной жизни, имею я право? — воскликнул Горец.
— Или тварь дрожащая? А как же Лора? У вас что, разве не было личной жизни?
— Лора. Была, почему нет. Она же моя секретарша и потом слово за слово, хреном по столу. Короче некогда мне было искать. Никого рядом, только одни старухи. И вот появилась она, я подумал, что этот вариант подходящий. Мы сошлись и жили…
— Пока она не упала, да? Какая жалость, — Иштар всплеснула руками. — Кому рассказать, не поверят. А это всё я подстроила, хотя ты уже и так знаешь.
— Отбила меня у соперницы? — рассмеялся Горец ни капельки, не переживая за Лору. Здесь уж Иштар пришлось постараться, оставив ему память, но отныне Горец не воспринимал Лору как близкого человека.
— Скорее ей отбили всё. Хватит о ней, — Иштар надоела тема про дохлых подружек.
— Да, лучше расскажи о себе, — повторил Горец.
— Без этого никак? — шмыгнула носом нимфа. — Я боюсь ты в окно выпрыгнешь в помешательстве. Ты хорошо подумал?
— Я многое видел…
— Неужели? А тебя имели сразу три мура? — простой вроде бы вопрос поставил Горца в тупик. Он замер, осмысливая услышанное. В Улье на каждом шагу человека поджидала смерть, он прикладывал все силы, чтобы в Вавилоне люди могли себя спокойно почувствовать, как когда-то на Земле. Без ежеминутной опасности быть сожранным, раздавленным, изнасилованным или просто убитым.
— Нет… — признался мэр Вавилона.
— Вот видишь, а говоришь всё. Ну ладно, расскажу. Хотя там и рассказывать то нечего. Сколько мне лет, по-твоему?
— Ммм… двадцать три? Четыре?
— Девять. Двадцать девять, малыш. Попала я сюда двенадцать лет назад. Ты ещё дома на горшке сидел наверное? — усмехнулась нимфа.
— Нет, уже в кабаках зависал, — возразил Горец.
— А я уже здесь отжигала. Ты не поверишь, но я попала сюда прямо со школьного выпускного вечера. За это время меня тоже спрашивали разные люди кто я, да откуда. Ну ты знаешь, засидятся за столом и в душу лезут. Я врала что в голову придёт, но тебе расскажу правду. Готов? Предупреждаю, будет больно.
— Это всё в прошлом, в настоящем мы с тобой сейчас в одной постели. Я ведь тоже не ангел.
— Нет, ты ангел. Но я вроде втрескалась в тебя. И ты первый, и надеюсь последний, кто услышит всю правду о нимфе Иштар.
— Заинтриговала, — Горец улёгся рядом и накрылся её одеялом прижавшись к горячему телу Иштар.
— Мужикам нравится трэш, ну держи тогда. Зовут меня Таня, это знает только Лесник и ты. Мне было семнадцать лет, когда я закончила школу. Всё случилось на выпускном балу. Я имею в виду переход в Улей. Ну и потеря девственности тоже. На Земле тогда шёл 1976-й год. Учителя строго следили за тем, чтобы мы не пили на выпускном. Но мальчишки всё-таки пронесли вино, а потом и водку. Мы пили из чайных чашек. И быстро пьянели. Потом начались танцы под старенький катушечный магнитофон. На третьем танце, кажется, меня пригласил историк.
Последнюю четверть я заметила, как наш историк постоянно облизывается и засматривается на меня. Ну знаешь эти чёрные платьица с белыми передниками на здоровых кобылах. Коротенькие такие? Попка моя уже еле помещалась под ним и так аппетитно торчала. А ещё белые гольфики и туфельки с каблуком. Однажды я решила его свести с ума и перед уроком сняла трусы. Как знала, что он меня вызовет в доске. Не помню уже что я отвечала, но мел, который я держала в руках «нечаянно» упал. Я нагнулась за ним, но всё видел только он, потому что сидел за столом возле доски. Для остальных я стояла боком. У него чуть инфаркт не случился!
И вот этот кобель отзывает меня в сторону, когда мы вышли в коридор покурить с мальчишками. Красный такой, пузатый. Зовёт знаками за собой в учительскую. Ну думаю, сказать что-то важное хочет перед выпуском. Заходим мы туда, он в дверную ручку швабру засунул и накинулся на меня без лишних слов. Я хотела закричать, но эта рожа вцепилась мне в рот и давай слюнявить. А сам своими ручищами шарит по мне. Не успела я опомниться, как он меня носом в стол упёр. Трусы треснули и дальше уже понятно, что произошло. В этот момент за окном небывалая гроза разразилась. Я такой ещё не видела. Молнии, ливень стеной, я даже забыла, что меня историк ебёт. А он в раж вошёл, рычит, пыхтит. Мне больно стало, я завизжала. Думаю попался, теперь тебя точно посадят, гавно пузатое! Но куда там, эта сволочь остановилась ненадолго, а затем вставил свой толстый хрен мне прямо в зад. Я ору, пытаюсь вырваться, а он только ржёт. Я от боли чуть с ума не сошла, но в нём килограмм сто двадцать, а я
