Переполох меж Граней. Турнир четырёх Академий - Анастасия Милованова
– Как прекрасна молодость, – проговаривает отец, чем отвлекает от созерцания необычного природного явления.
Виамир, с ностальгической улыбкой наблюдая за ребятами, продолжает:
– Как масштабны её проблемы, как остры эмоции и как фатальны порой её ошибки.
С последними словами он поднимает взгляд на меня, а я замечаю отблеск сожаления в его глазах.
– Пап, не надо этой лирики. Ты изобретатель, давай по существу, – отрезаю я, не желая эмоционально вникать в предстоящий разговор.
Пускай скажет, что хочет, не влезая мне в душу.
Если я и удивила Виамира, то он ни единым движением этого не выдаёт. На его лице появляется понимающая усмешка, и он ещё пристальнее смотрит на меня, чем нервирует меня ещё больше.
– Я хотел извиниться, – огорошивает меня отец,
– За что именно? – Поворачиваюсь к нему, опираясь одним локтем на перила.
– За всё. – Виамир разводит руками, говоря искренне и без намёка на заискивание. – Меня сложно назвать хорошим отцом.
– Тут ты прав, – хмыкаю я и краем глаза отмечаю, что ребята внизу заканчивают пробежку и устраиваются в центре площадки, доставая перекусы и тихо переговариваясь.
– Ты так похожа на маму. – Отец как-то незаметно оказывается рядом и заправляет выбившуюся прядку мне за ухо. – Такая же резкая, честная и взрывная. Прости, что меня не было рядом, когда её не стало.
Его шершавые подрагивающие пальцы проходят вдоль щеки, вместе с теплом принося горечь утраты. Горечь от того, что потеряно безвозвратно.
– Ты серьёзно? – Я отодвигаюсь, понимая, что этот разговор неприятен не только Дэль, но и мне. – Что тебе надо? Отпущение грехов? Это не ко мне.
Виамир резко вздыхает, взъерошивая волосы и всем своим видом показывая, что не может найти слов.
«Ему всегда было проще общаться жестами подарков и действий», – всплывает в голове воспоминание из детства, когда, вместо того чтобы просто поговорить, побыть рядом с дочерью, дэр Хиларике отдаривался от неё. Или делал то, что она просила. Всё, но только не простое отеческое присутствие рядом.
– Я, видимо, достиг того возраста, когда переосмысливаешь свою жизнь. – Взгляд Виамира устремляется к горизонту, теряет фокусировку. – И знаешь, понял, что все вот эти мои изобретения, – он чуть заметно кивает на портальные кинжалы, что висят у меня на бедренной портупее, – они, конечно, мои детища, но не главные. Главное в моей жизни всегда было и есть – это ты и Несси. И мне до боли в сердце страшно наблюдать за тем, как вы не просто не ладите, но и пытаетесь уничтожить друг друга.
– Отец.
Меня моментально окатывает волной гнева, я даже кулаки сжимаю, чтобы не начать ругаться, выплёскивая на него всю обиду, что скопилась в памяти Дэль. Обиду, которая срослась и с моей душой.
– Если это единственное, что ты понял, то нам и говорить не о чем.
Виамир в удивлении переводит на меня взгляд, и я понимаю, что он действительно не осознаёт причин нашей с сестрой вражды. Не осознаёт того, что Фалиса и Ванесса превратили жизнь Дэль в ад. И всё это в его доме, под его крылом!
– Ты права. Время упущено, и моих ошибок не исправить… – Он на секунду запинается, будто подбирает слова. – И ты права, я не мастер лиричных вступлений. Коротко говоря, Фалиса больна портальной лихорадкой, и ей не помогают мои средства. То ли слишком поздно обнаружили, то ли болезнь мутировала…
Слушая отца, я в изумлении распахиваю глаза. Болезнь мачехи как кара за все её поступки, как злая насмешка судьбы. Устранив соперницу, Фалиса теперь сама страдает от той же болезни, на которую обрекла мать Дэль.
– …поедем на острова Сестёр, Фалиса слышала, что там облегчают симптомы. А я попробую найти новое лекарство, – тем временем продолжает говорить отец.
Его глаза беспокойно бегают, а руки теребят неизвестно откуда взявшийся платок.
– Но не уверен, что успею. Я и сам не совсем здоров, всё-таки длительная работа с порткамами не проходит бесследно. – Он устало улыбается мне. – И… Да! Вот что я хотел сказать. Всё, чем владею, я отписываю тебе и Несси. Ровно пополам. Ты вправе выбрать то, что тебе по душе – загородное имение или особняк в столице. Все действующие патенты на изобретения переданы во владения семьи Верндари, но я сделал отметку, что двадцать процентов выручки по ним будут распределяться на ваше с Несси содержание…
Чем больше говорит отец, тем хуже ему становится. Он бледнеет, на его лбу крупным бисером выступают капли пота. Я хватаю его за руку, останавливая уже почти бессвязный поток не то исповеди, не то завещания.
– Пап. – Сжимаю его руку, заставляя замолчать и посмотреть на меня. – Пап, мне ничего не нужно, – чётко проговариваю я, глядя прямо в его карамельные глаза.
Такие же, как у меня. Так же, как у меня, загорающиеся тёплым светом, когда их взгляд останавливается на близком человеке.
– Но как же… – растерянно возражает Виамир.
– Пап, всё, что мне было нужно, – это твоё присутствие в моей жизни. Твоё. Реальное. Не через подарки, не через приказы Фалисы. Постарайся выздороветь, и мы сможем попробовать наладить отношения. Мы с тобой. Но без Фалисы и Несси. Уж прости, их я в мою жизнь не пущу ни под каким предлогом.
Дэр Хиларике молча смотрит на меня, вглядывается в моё лицо, будто видит меня впервые. И я переживаю, что, возможно, перегнула. Возможно, поступила слишком нехарактерно для Дэль. Всё-таки он её отец и мог заподозрить неладное в моём поведении. В том, как не похожа я на его дочь. Но и рвать с ним отношения в стиле Дэль у меня просто рука не поднимается. Каким-то непостижимым образом чувства настоящей Дэль переплетаются в душе с теми чувствами, что я испытываю по отношению к моему родному папе, рождая жгучую смесь из досады, дочерней любви и робкой надежды. И это не даёт мне послать Виамира куда подальше, навсегда закрыв эту дверь в прошлое.
– Хорошо, если таково твоё решение, я не имею права возражать, – сжав мою руку и похлопав ладонью поверх, произносит Виамир.
Его лицо озаряет мягкая улыбка, а во взгляде появляется то самое отеческое тепло, от которого внутри меня расцветает вера в то, что здесь ещё не всё потеряно. Если у меня не останется выбора и я вернусь в родной мир, то у Дэль
