Злой демон Василий (1-6) - Фалько
Второй раз я проснулся от того, что рядом кто-то был. Мне снились большие пятнистые собаки, поэтому я не сразу понял, кто рычал. Костёр давно прогорел, а вход в расщелину светился серым дневным светом. Звук ливня, и журчание воды напомнили, что я очень хочу пить. А ещё силуэт большой собаки, скалящей пасть и с опаской заглядывая в расщелину. В голове мелькнула мысль, что пусть она меня уже сожрёт, чтобы не сниться больше. Устал я от них.
— Господин дами, господин дами, — надо мной склонился кто-то небольшой, со страшным лицом, но добрым взглядом. — Вы проснулись? Вам надо пить лекарство. Болезнь уходит, надо пить.
Я скосил взгляд на потолок из веток, обмазанных высохшей глиной. Рядом на верёвочке висела медная лампа, над которой плясал крошечный огонёк, едва разгоняющий темноту в доме.
— Где все? — с трудом шевеля губами, спросил я.
— Все дома, — улыбнулся киниец. — Жена моя и дочки. Как есть, все дома.
Кто-то помог мне приподняться, чтобы я выпил из глиняной чашки горький отвар. В глаза бросились небольшие шкуры, туго перетянутые шнурками и сложенные в дальнем углу. Как раз на нескольких выделанных шкурах я и лежал, поэтому было мягко и тепло. Пахло только едкой химией, но терпимо. Напившись и упав обратно на шкуры, я на секунду закрыл глаза и крепко уснул. Впервые за всё время болезни мне не снились собаки. Вместо них какая-то женщина диктовала мне цифры, а я пытался их записать, путался, зачёркивал и снова записывал на клочке бумаги. Почему я никак не мог их запомнить?
Резко проснувшись, я с шумом выдохнул, прогоняя неприятный сон. По крыше дома барабанили крупные капли дождя. Давно приметил, что чем крупнее дождь, тем быстрее он заканчивался. А судя по тому, что слышалось с улицы, этот ливень должен был иссякнуть уже давно, но либо не хотел, либо не знал правил.
— Господин дами, — ко мне подсела женщина из рода кинийцев. Самое обычное для них грубое лицо, тяжёлые брови и жёсткие тёмные волосы. Демон в чистом виде. — Как вы себя чувствуете?
— Василий я, не дами. По глазам не видно?
— Видно, — согласилась она. — Эй, Ки́рин, неси отвар, господин дами проснулся.
Приняв вертикальное положение, я осмотрелся. Обстановка в доме напоминала хижину местного траппера, промышляющего шкурами и целебными травами. На собак они охотятся редко, только если последних становится слишком много. Мебели в хижине нет, и взрослые, и дети спят на полу. Как раз парочку детей лет семи я заметил в дальней части помещения, рядом со стопками шкур. Они во что-то тихо играли, раскладывая красивые камешки разной формы и размеров. Причём шкуры делились на маленькие, сложенные для продажи и большие, явно собачьи, предназначенные для хозяев дома.
— Долго я болел? — спросил я, коснувшись тугой повязки на голове. Рана сразу отдала резкой болью, отчего я поморщился.
— Четыре дня, — к нам подошёл охотник, протягивая кружку с ещё тёплым отваром. — Плохо выглядите.
— И чувствую себя так же, — я приложился к кружке, проглотив всё в пару глотков. — Вы где меня нашли?
— В расщелине между большими камнями, — он махнул рукой в сторону окна. — День пути.
— А других людей рядом не было? — спросил я. — Может быть, тела?
— Нет, никого, — он покачал головой. — Гиблые там места, опасные. Собак много, рыба хищная и крикуны. Никто туда далеко не заходит.
Охотник вернулся к верстаку для разделки туш, играющему сейчас роль кухонного стола. Набрал из закопчённого котелка немного каши в миску.
— Вам надо восстановить силы, — сказал он. — Вы быстро идёте на поправку, поэтому нужно кушать.
— Спасибо, — я благодарно кивнул. — Здесь где-то рыбацкий город должен быть, на краю болот.
— Есть такой, — он показал в сторону дальней стены. — Два дня пути. Вы туда путь держали и заблудились?
— Нет, мне в Хуму надо.
— Хума далеко, — удивлённо сказал он. — Торговый караван нужно ждать. Они мимо ходят. В конце сезона дождей пойдут.
— А ты дорогу знаешь?
— Знаю, — он поморщился, покачал головой и погрустнел. — Мы ходили с караваном туда, шкуры продавать, травы лекарственные. Большой город и храм красивый. Но далеко, как есть далеко. Долгий путь.
— Вы мне помогли, за что я вам очень признателен. Золота только у меня с собой нет, чтобы отблагодарить.
— Господин дами — важный человек, — заметил он. При этом слово «человек» произнёс в том смысле, что я являюсь важной персоной, а не представителем расы людей. — А мы простые охотники.
— И всё-таки, почему дами? Или у меня цвет глаз белый?
— Зелёный, — сказал он. — Но на языке дами говорят только они. Там, в расщелине, вы говорили тихо, а всё вокруг дрожало, как будто старшая жрица молитву на площади читает. И сегодня ночью тоже говорили.
— Не напугал вас?
— Кушайте, — сказала женщина. — Иначе сил выздороветь не будет.
Супруга охотника взяла у меня миску, перемешала ложкой сладкую кашу с кусочками жёсткого мяса и снова вернула. Я уже и забыл, какой противный вкус у местной дичи, но с голоду съел всё и даже добавку. Спать больше не хотелось, но и сил не было даже встать. Пришлось лежать до самого вечера, глядя в потолок. Мысли в голове крутились самые дурацкие. Снова я не смог спасти людей, попавших вместе со мной в тёмный мир. Ведь в прошлый раз удержался за поручни и отделался лишь испугом, ни одного синяка не заработал. Странно только то, что тогда воды в болоте было гораздо меньше и троллейбус даже на колёса встал. К первой мысли добавилась вторая, говорившая, что зря я беспокоюсь о таких людях, которые посмели оставить меня на съедение собак. Подумали, наверное, что пока они больного парня есть будут, другие смогут уйти дальше.
Эти мысли не давали мне покоя до самого вечера, поэтому мне снова снились собаки. Они плохо пахли, рычали и щёлкали зубами. А может, дело было в том, что меня укрыли собачьей шкурой, чей запах не смогла убрать даже едкая химия.
Во второй день я чувствовал себя значительно лучше, голова почти не кружилась, и жар отступил. Оказывается, рана на лбу воспалилась, пока мы из болот выбирались. Супруга охотника снимала повязки,
