Правила подводной охоты - Дмитрий Валентинович Янковский
— Есть дыхание! — прислушался Куст.
Жаб раскатал на броне спальный мешок с подогревом, и мы аккуратно уложили в него Краба. Я заметил, что его щеки заметно порозовели.
И почти в тот же миг за бортом раздался надрывный кашель.
— Рипли! — выкрикнул Куст.
Мы перегнулись через борт. Рипли судорожно хватала ртом воздух, пытаясь удержаться за выскальзывающую из пальцев броню.
— Барракуда! — хрипела она, жутко закатив под веки глазные яблоки. — Вытягивайте же скорее!
Меня не надо было упрашивать, а Пас вообще проявил несвойственную ему сноровку. Мы вдвоем легко извлекли Рипли из воды и уложили на броню. Она напоминала пойманную рыбаками русалку, хватая воздух в луже “рассола”. Жаб спрыгнул в кабину, и почти сразу взревел мотор. Амфибия, развернувшись на месте, устремилась к береговой черте. Наверное, гравилетчик все это время ожидал сигнала — я заметил, как запустились все четыре турбины машины, подняв тучу песка.
— Даст мне кто-нибудь полотенце? — не в силах подняться, спросила Рипли.
Я только сейчас обратил внимание, что она дрожит, посинела и вся покрылась мурашками. Здесь, на прогретой броне, мне и в голову не могло прийти, какой холодной может быть вода на восьмидесятиметровой глубине.
— Пас! — крикнул я. — Притащи наши полотенца из отсека!
Пока он слезал к рюкзакам, мне пришлось заняться разогревающим массажем — кожа у Рипли оказалась холодной, как у мертвеца.
— Еще не хватало, чтобы и ты дуба дала! — бормотал я, усиленно растирая ее мокрое тело.
— И не надейся, — с усмешкой ответила Рипли. — Огурца я точно переживу.
Майку с нее пришлось снять, поскольку она мешала разогревающему массажу. Пас принес полотенца. Дело пошло легче — мы вдвоем вытерли ее насухо, затем растерли до покраснения. И хотя дело было сделано, заканчивать массаж не хотелось ни мне, ни Пасу. Наконец Рипли оттолкнула нас и села на броне.
— Хватит уже. -- пробурчала она. -- Дырку мне на сиськах протрете. Как там Краб?
— Дышит не хуже дельфина, — довольно сообщил Куст. — Запустился с первого разряда. Когда он первый раз утонул, мы провозились подольше.
— По себе знаю, на оживление тоже вырабатывается привычка, — улыбнулась Рипли.
— Кстати, а как ты вынырнула без лебедки? — Куст не сдержал любопытства.
— В карабине Краба оставалось тридцать девять зарядов. Если отстреливать их один за другим, получается неплохой реактивный двигатель.
— Ну ты даешь... — уважительно качнул головой Куст.
— А ты думал, что наличие катетера предполагает отсутствие мозгов? — фыркнула Рипли. — Тоже мне, блин, акустик! Белая кость!
Амфибия достигла берега, натужно взревела и выползла на песок. Вода лилась с нее струями и потоками, размывая берег, но Куст не дал нам с Пасом ни секунды роздыха.
— А ну живо, салаги! — рявкнул он, перекрикивая клекот турбин. — Взяли героически пострадавшего “дедушку” и погрузили на борт!
Это оказалось не так просто, как можно подумать, — коренастый Краб весил килограммов восемьдесят, так что мы с Пасом вспотели, опуская его по отвесной лесенке. Наконец это нам удалось, мы погрузили “дедушку” в гравилет. Куст тоже вскарабкался в чрево машины, и она легко поднялась в воздух. Сухой песок завертелся вихрем от реактивных струй, налипая на нашу мокрую кожу и плавки. Пас закашлялся. Гравилет сделал полукруг над водой и устремился в сторону базы.
— Чего застыли? — крикнула сверху Рипли. — А ну давайте укладывать аппараты!
Когда мы влезали на броневик, у меня было такое ощущение, что разминирование заняло у нас не час с небольшим, а двое суток. У меня все тело ныло от усталости и ожога, нервы были напряжены до предела.
Когда все глубинное оборудование, в том числе убитый аппарат Краба, вернулось в ниши, Рипли закрыла все крышки и принялась одеваться. Я поднял брошенный нож, сунул в ножны и понес Жабу.
— Чего надо? — недовольно спросил он, не высовываясь из люка.
— Нож вернуть.
— Оставь себе, — буркнул взводный. — Будешь старшим салагой.
Такого поворота дел я не ожидал. Глубинный нож оказался совсем новым, по крайней мере на ножнах не было ни единой царапины, а ремешок для крепления к поясу пах свежей дубленой кожей.
— Десять минут на отдых, — вывела меня из оцепенения Рипли.
Мы с Пасом рухнули на броню и блаженно растянулись на теплом металле. Кожа у меня начала невыносимо чесаться — это проявлялся лечебный эффект пены. Через часик станет полегче.
— Смотри! — с гордостью показал я Пасу оружие. — Жаб приказал оставить себе.
— Подержать можно? — он протянул руку.
— Конечно.
Он взял нож, наполовину вынул из ножен и поглядел на безупречно отполированную многослойную сталь. Затем задвинул обратно и молча вернул мне.
— Рипли, ты где? — проревел Жаб, распахнув дверцу кабины. — “Красотка” подойдет к пирсу минут через тридцать. Грузи салажье, а то они совершенно от рук отбились, ползают, как сонные мухи.
Послышался приближающийся вой гравилетных турбин. Он был басовитее, чем у “Силуэта”. Такой звук мог издавать только тяжелый “Грот-Акварель”, способный садиться на воду.
— Саперы, — Рипли прикрыла глаза ладонью от солнца. — Эй, Огурец! Они на связи?
— Да. Благодарят за содействие и просят сваливать.
— Это они умеют, — фыркнула она и повернулась к нам. — Живо в отсек! Долго копаться будете?
Мы забрались внутрь. Рипли заперла створки погрузочного люка и села напротив нас. Взревел мотор, амфибия затряслась, медленно набирая скорость. Мне казалось, что водитель должен развернуться, но он направил амфибию вдоль берега, прямо по песку. Нас вновь закачало, как на волнах.
Я заметил, что, проходя мимо ящиков, Рипли как бы невзначай пнула один из них носком штурмового ботинка. Похоже, в ее душу тоже закрались сомнения по поводу их содержимого. Слишком тяжелыми казались они для вместилища “СГОРов”.
Минут через двадцать движения по песчаному пляжу броневик приблизился к бетонному возвышению, от которого далеко в море убегали стрелы пирсов. Мне было интересно, каким образом водитель собирается туда въехать — ни лестницы, ни пандуса с
