"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 - Том Белл
Всё это до того походило на сон, что Рокэ невольно ущипнул себя за руку. Но и тело и мозг сказали ему с полной уверенностью: несмотря на чудовищную усталость последних дней он бодрствует, и всё происходящее совершается наяву.
Пригнувшись, Рокэ сунул голову в открывшийся проём, на редкость узкий и низкий.
— Кошки закатные, — процедил он сквозь зубы. — Похоже, эти треклятые магнусы действительно постились денно и нощно. Сюда пролезет только мышь.
В потайном кабинете было темно как в погребе.
Не раздумывая, Рокэ вернулся в Капитулярный зал, нашёл на каминной полке огниво, зажёг свечи, загодя вставленные Хуаном в канделябры, и вернулся в аудиенц-залу. С тихой руганью протиснувшись в потайной кабинет, он огляделся, подняв канделябр повыше.
Всё здесь выглядело так, как он и ожидал. В центре комнаты стоял дубовый стол – массивный и тяжёлый, как и мебель в Капитулярном зале; у противоположной стены виднелось нечто вроде небольшого алтаря и аналоя для приватной молитвы и богослужения. Сзади, по обеим сторонам от входа, высилось два книжных шкапа: когда-то они, видимо, были битком забиты фолиантами, но бо́льшую их часть истинники унесли с собой, когда убегали от Франциска. Стены по левую и правую руку от Рокэ испещряли какие-то странные символы и обозначения, которые он первоначально принял за магические круги и формулы.
Однако вглядевшись, он понял, что ошибся. Круги и таблицы справа больше походили на календари того типа, по которым можно вычислить, на какой день недели приходится какая-нибудь произвольно выбранная дата. Слева, вероятно, тоже находился календарь, но не лунный и не солнечный. Алва подошёл ближе, чтобы лучше его рассмотреть.
Рисунок представлял собою четыре эсперы, поставленные в один ряд. Первая эспера была золотого цвета, но три правых её луча почему-то наливались густой чернотой. Вторая и третья были уже полностью чёрными. Четвёртая, как и первая, чёрной являлась лишь частично: дальние её лучи вновь обретали первоначальное золотое сияние.
Над первой эсперой не было никаких надписей, но над второй красовалась цифра «три», над третьей – «ноль» и над четвёртой – семёрка.
— Отсчёт по семилетиям, сначала в обратном порядке, а затем в прямом, — сказал самому себе Алва, всматриваясь в рисунок. Ноль, нарисованный крупнее, чем остальные цифры, привлёк его особое внимание. — Нулевой год?
— Верно, — ответил негромкий женский голос, и Алва резко обернулся.
«Октавия», до того двигавшаяся как фреска по стенам, теперь стояла прямо рядом с ним во плоти!
Алва был смелым человеком, но даже он невольно отшатнулся.
«Неужели это настоящая женщина?» — спросил он про себя.
Во всяком случае, она казалась таковой: тонкая, почти бесплотная, теперь она, однако, была вполне осязаемой. Рокэ ощутил её дыхание на своей шее, а её босые ноги оставляли следы на грязном и пыльном полу.
— Это календарь Изломов, — сказала женщина, не обращая внимание на его потрясение. — Истинники составили его благодаря сотням лет наблюдений. Они были воистину учёными мужами, Рокэ.
— Кто вы? — резко спросил Алва.
— Ты знаешь, — лаконично ответила женщина.
— Пусть так, — сказал Рокэ, осторожно переводя дыхание, — но это неучтивый ответ, эрэа.
Женщина проигнорировала его замечание. Она внимательно созерцала плод изысканий давно почивших истинников.
— Четыре эсперы – двадцать восемь лет, — заметила она вполголоса. — Но на самом деле истинники ошиблись. Так случается со всеми мудрецами. Они вечно пребывают во власти своих предрассудков. Эти учёные мужи свято верили в седьмицу своего Создателя, и поэтому подчиняли ей свои выводы, вопреки всякой очевидности. На самом деле в основе Кэртианы лежит не семёрка, а четвёрка. Пять четвёрок, — уточнила она, переводя взгляд на Алву. — Четверо Создателей и один Ракан, который стоит четверых. Ты.
— Вы – Октавия? — спросил Рокэ напряжённо. Это предположение казалось ему самому нелепым, но лучшего он не осмелился высказать.
— Ты знаешь, — уклончиво повторила женщина.
— Нет, но я хотел бы знать, — твёрдо возразил Рокэ. — Как вы можете быть той, которая давно умерла и похоронена?
— Я никогда не умирала, — ровным тоном ответила женщина.
— Тогда кто же вы?
Женщина подумала, видимо, выбирая подходящий ответ.
— Я твоё прошлое, — произнесла она. — Разве это не то же самое, что быть твоей прабабкой Октавией?
— Нет, эрэа, — усмехнулся Алва. — Вы похожи на мою прабабку, это правда; но не менее вы похожи и на Синеглазую Сестру смерти, если правда то, что о ней болтают.
Женщина слегка вздрогнула, словно озябнув стоять босыми ступнями на каменном полу.
— Я не желаю твоей смерти, — просто сказала она. — Напротив. Я хочу спасти тебя.
Алва небрежно указал на стену с календарём Изломов.
— Рассказав мне об этом? Почему именно мне?
— Потому что ты последний, — печально сказала женщина. — Я не могу допустить, чтобы Сердце этого мира остановилось.
Рокэ всем существом почувствовал, что женщина говорит правду; кем бы она ни являлась, она определённо не была лгуньей.
— Эрэа, я видел Леворукого, — усмехнулся он уголками губ. — Не испугаюсь и вас. Я готов вас выслушать.
И он поставил канделябр на стол.
— Взгляни сюда, Рокэ.
Тонкий пальчик, который прежде манил его за собой, медленно указал на чёрные лучи первой эсперы, а потом двинулся по кругу, словно пересчитывая остальные. Золотые лучи он пропускал.
— Всего двадцать чёрных, — сказал Рокэ, проследив на движениями взглядом.
— Да, — подтвердила женщина. — Не четыре седьмицы, но пять раз по четыре. Понимаешь? Двадцать лет.
— Двадцать лет? Излом длится двадцать лет? — спросил Рокэ, нахмурясь.
— Да, — улыбнулась женщина. — Излом – это не день и не год: это время.
— Чьё время, эрэа? — поинтересовался Рокэ с любезностью светского кавалера.
— Время Повелителей, — грустно отозвалась женщина. — В эти двадцать лет все силы Кэртианы сосредоточиваются только на одном члене рода – том, который единственный достоин продолжить линию Повелителей в следующей Круге. Другие погибают, потому что остаются беззащитными.
— Но это не так, эрэа, — тут же возразил Рокэ. — Известны случаи, когда Излом переживали и два и три члена одной семьи. Впрочем, я не скажу за двадцать лет…
— Даже если и скажешь, это не важно, — равнодушно ответила женщина. — Дело не в жизни того или иного человека. Дело в роде. Изредка случалось, что на Изломе в семье
