Фантастика 2025-56 - Сергей Сергеевич Мусаниф
Гарри и сам мог бы подрабатывать рейдбоссом, если бы в их мире набралось достаточное для рейда количество идиотов и самоубийц. Но, полагаю, что для него это было бы изрядным понижением.
— Ты знаешь, как твой отец выглядит в фазе мщения? — поинтересовался Гарри.
— Видела однажды, — сказала я. И этого одного раза хватило, чтобы ночные кошмары преследовали меня долгие годы, а двойник сраженного им противника поселился у меня в голове. Впрочем, тут, будем откровенны, проблема скорее в голове, чем в двойнике.
Ну, ты знаешь…
— Я видел много раз, — сказал Гарри. — И в фазе мщения он выглядит, как обычно. Без крыльев, хвостов и прочих дополнительных конечностей.
— Видимо, дело в маме, — сказала я. — Сколько рук у нее было, когда ты ее застрелил?
— Две.
— Придется искать виновного в предыдущем поколении. Генетика — бессердечная сука и все такое. Как бы там ни было, в ваши миры бесконечной войны я не хочу.
— Я всего лишь предложил, — сказал Гарри. — Но, честно говоря, я не верю, что это поможет.
— Почему?
— Потому что я думаю, что снаружи эта проблема не решается. Она решается внутри.
— Внутри чего?
— Внутри тебя, — сказал Гарри. — Я думаю, что регенерация, которую ты могла унаследовать от любого из родителей или от них обоих разом, является частью твоей божественной сущности. Той самой, которую ты отторгаешь. И если ты хочешь получить свою руку обратно, то тебе следует поступить наоборот.
— Типа, принять себя и все такое?
— И все такое.
— Но я не хочу, — сказала я.
— В этом и проблема, — сказал он.
Вообще, эта тема с раскрытием и принятием моей внутренней богини, преследует меня достаточно давно, и Гарри был не первым человеком, который пытался дать мне такой совет. Но им легко говорить, они же не знают, что у моей внутренней богини размалеванная физиономия злобного клоуна, а у божественной сущности — отвратительный характер, здоровенные перепончатые крылья и пятый размер груди.
— Я боюсь принести в этот мир хаос.
— Так не приноси, — сказал он. — Зачем бы тебе это делать?
— Понятия не имею, — сказала я. — Но есть пророчество, и оно гласит.
— Пророчества — это чушь собачья, — сказал он. — Далеко не все пророчества сбываются.
— Смерть, который верит в свободу воли? Но говорят, что свобода воли принадлежит людям, а не богам.
— Возможно, у нас тут просто сложности с терминологией, — сказал Гарри. — Твой отец — не такой бог, какими их принято считать в вашей вселенной. В смысле, он не сверхъестественное непогрешимое могущественное существо с неограниченными запасами силы. Он — просто могущественное существо. Он может заблуждаться, может принимать неверные решения, и он смертен. Просто… э… трудноубиваем.
— Как ты?
Мой отец умирал дважды. Оба раза он воскресал, становясь еще опаснее, но…
Гарри не умирал ни разу. В его личном зале славы наверняка есть какая-нибудь табличка, выданная по этому поводу.
— Вроде того, — сказал Гарри. — В общем, мысль в том, что тебе не обязательно принимать тот образ, который тебе пытаются навязать. Все эти крылья, лишние руки, копыта и хвосты совершенно необязательны.
— Что-то я окончательно запуталась.
— Ну, полагаю, у тебя еще есть время, чтобы со всем разобраться, — сказал он.
Я хмыкнула. Это прозвучало слишком оптимистично даже для Гарри Бордена. Возможно, некоторые проблемы и можно было отложить на потом, но существовал целый ряд вопросов, которые требовали ответов вот прямо сейчас. Если вообще не вчера.
И первое место в этом рейтинге, конечно же, занимал Черный Блокнот.
— Ладно, убедил, — сказала я. — Давай поговорим о Кларке. Ты спрашивал, почему я перестала его навещать.
— Если ты не хочешь это обсуждать, я не буду настаивать, — сказал Гарри.
— Нет уж, будем обсуждать, — сказала я. — Возможно, мне понадобится твой совет.
— Я не знаю, где эта книжка, — сказал Гарри.
— Никто не знает, в этом и проблема, — сказала я. — Но Джон плох.
— Полагаю, вся эта круговерть из постоянных смертей и воскрешений может здорово давить на психику, — сказал Гарри. — Но, судя по твоим рассказам, он парень крепкий.
— Видимо, не настолько крепкий, — сказала я.
Еще задолго до этой истории Джон пару раз признавался мне, что он устал. Он прожил больше двухсот лет, и все эти два с лишним века были наполнены приключениями. Сначала на службе короне (не нашей, разумеется, Британской), потом — на вольных хлебах, и работа в полиции, где мы, собственно говоря, и познакомились, была для него своеобразным выходом на пенсию.
Он сам говорил мне, что, несмотря на все профессиональные риски, это самое спокойное занятие из всех его занятий, а их за свою долгую жизнь он перепробовал не так уж и мало. Эта идиллия продолжалась до тех пор, пока я снова не втащила его… в приключения.
Дело с Блокнотом подкинула ему не я, тут все обстояло ровно наоборот, это он меня в него втащил, но… Джон не взялся бы за это, если бы его не вынудили уйти из полиции, а вынудили его из-за меня, и… ну, ты знаешь.
Меня пожирало чувство вины.
— И? — поторопил меня Гарри.
— Я боюсь, что он может сдаться, — сказала я. — Прекратить цепляться за жизнь.
— Насколько я понимаю суть проблемы, у него нет выбора, — сказал Гарри. — Ведь он бессмертен, и… О.
— Да, — сказала я. — О.
— Ты боишься, что он попросит тебя все это прекратить, — сказал Гарри, сразу ухватив суть проблемы. — А ты способна это сделать, если говорить о чисто технической стороне вопроса?
— Не знаю, — сказала я. — И не хочу пробовать.
— А встречалось ли тебе что-нибудь, что бы ты не могла разрубить своим топором?
— Я не так уж давно им владею.
— Значит, не встречалось, — сказал Гарри.
— И вот что мне делать?
— Но он ведь даже не попросил.
— А если попросит?
Гарри заложил ногу за ногу.
— Как ты на самом деле оцениваешь шансы найти эту чертову книжку?
— Не слишком высоко, — сказала я. — Если верить городским легендам, а больше нам информацию черпать просто неоткуда, Блокнот может пропасть на годы, а потом всплыть в какой-нибудь другой стране, и не факт, что мы вообще об этом узнаем.
— И ответ все еще для тебя не очевиден?
— Нет, — сказала я. — Что бы ты сделал?
— Если бы знал, что другого способа ему помочь в обозримом будущем не предвидится? И если бы он сам меня об этом попросил?
— Да.
— Я бы выполнил его просьбу.
— Но он же твой друг.
— Вот именно, — сказал Гарри.
