"Фантастика 2025-29". Компиляция. Книги 1-21 - Том Белл
— Не предлагаете же вы, — не выдержал Генеральный атторней Флермон (Фердинанд II заметно позеленел), — применить эти давно забытые варварские меры к женщине, к тому же бывшей супругой короля?
— Сей случай, — невозмутимо ответил доктор Гольдштейн, — когда наказание кажется чрезмерно суровым, предусмотрен в первом томе законов Людовика I, capite primo, versu quinto[4], о чём, разумеется, известно моему высокоучёному собрату Флермону. Вышеназванный пятый параграф гласит: «Если король усматривает, что некий закон является слишком строгим, он может исправить его или смягчить. Ввиду этого любые законы по известным королю соображениям, в силу его власти, могут быть смягчены по причинам только ему известным». А в Ружских хартиях, много более древних, чем законы Людовика I, говорится ещё определённее: «Первая прерогатива короля – милость».
— То есть вы предлагаете его величеству помиловать супругу? — спросил обрадованный отец Урбан, духовник короля и настоятель Собора Святой Октавии.
— Мне кажется, святой отец, — мягко вклинился тессорий, — что господин супрем желает сказать другое…
— Ваше сиятельство правы, — подтвердил доктор Гольдштейн. — Я хочу напомнить господам советникам прецедент из позапрошлого царствования, памятный господину тессорию, очевидно, потому, что он касался его предка… В 299 году Круга Скал тогдашний кансильер Фридрих Манрик был уличён в государственной измене, состоявшей в уклонении от исполнения Акта о Верховенстве (ибо, прожив долгое время послом в Агарисе, он был обманом совращён кардиналами с пути истинного); приговорённый к волочению, потрошению и свежеванию, он был удостоен великой милости, ибо добродетельный и мягкосердечный король заменил требуемую законом мучительную казнь на лёгкую смерть от яда. Именно в связи с этим случаем в свод законов Людовика I был включён вышеупомянутый параграф пятый главы первой. И я прошу обратить внимание господ советников, что казнь с помощью яда также не указана в вышеназванном тридцать третьем статуте Франциска I, что, несомненно, свидетельствует: этот великий государь требовал наказания за преступления, но при этом взывал к милосердию.
Атторней Жослен Флермон жестом выразил полное согласие со сказанным.
— Но всё это, — заметил Генеральный прокурор Орильян, — не решает вопроса о престолонаследии. Пока у его величества есть признанные дети, они имеют законное право на наследие отца. А поелику нельзя утверждать однозначно, что принц и принцессы не являются детьми его величества…
— Позвольте, ваше высокопревосходительство, — почтительно перебил прокурора супрем. — Расследование однозначно установило, что принц Карл и принцесса Анжелика родились в то время, когда супруга короля состояла в прелюбодейной связи с разными мужчинами. Eo ipso[5] они лишаются своих наследственных прав, так как законность их рождения сомнительна. Возражения могут возникнуть разве только в отношении принцессы Октавии, но, будучи девочкой, она ни в каком случае не наследует престол.
— Однако, — упрямо возразил маркиз Орильян, вероятно, следуя указаниям Алвы, — несмотря на адюльтер королевы, её дети всё же могли быть зачаты от его величества: такая возможность не исключена. А вам известен принцип: in dubio pro reo[6].
— Сказанные дети не являются обвиняемыми по делу, — учтиво возразил супрем, — а кроме того принципы, действительные для criminum ordinariorum[7], не действительны и не могут быть действительны для criminum exceptorum[8]. Я полагаю, что судить о законнорождённости своих детей способен только сам его величество.
Фердинанд II встрепенулся.
— Кроме того, — продолжал супрем, — подобный прецедент уже имел место в царствование Фердинанда I.
— Ему тоже изменила жена? — некстати брякнул маркиз де Аленгор, министр флота.
— Случай касался семейства Антраг, — невозмутимо отозвался Гольдштейн. — Было установлено, что графиня Антраг более шести лет имела прелюбодейную с связь неким местным кавалером, причём все её дети родились в течение названных шести лет. Когда факт измены стал известен, граф, её супруг, не пожелал признавать их своими наследниками, и Фердинанд I, этот справедливейший государь, счёл сие желание оправданным. Он издал указ, согласно которому все дети, родившиеся у графини якобы в браке с мужем, объявлялись незаконнорождёнными. Ибо по законам Талига «король может любого, родившегося вне брака, объявить законным, и любого, родившегося в браке, объявить незаконным» согласно Duodecimo…
— Благодарю вас, господин супрем, — оборвал Гольдштейна Фердинанд II. — Господа, что вы посоветуете нам относительно суда?
— Я полагаю, — деликатно произнёс экстерриор Рафиано, — что из соображений приличия суд не стоит проводить в Олларии.
— Здесь не может быть двух мнений, ваше величество, — поддержал его Сильвестр. — Я посоветовал бы перевезти королеву с детьми в Атрэ-Соро́рес, чтобы передать под их опеку вашей досточтимой сестры аббатисы Карлы. Во время процесса ваше величество и судьи вполне могут разместиться в Валансе́нском замке.
В действительности Сильвестр настоял, чтобы королеву с дочерьми перевезли в Атрэ-Сорорес ещё два дня назад.
Аббатство располагалось в пяти хорнах от замка – охотничьего дома короля, полученного им в наследство от родителей. Во времена Эрнани XI здесь находилась эсператистская община Тёмных сестёр – Atrae sorores, по имени которых местность и получила своё название. То был монастырь с суровым уставом, требовавшим отречения, покаяния и участия в делах милосердия.
