Фантастика 2025-101 - Михаил Иванович Казьмин
— И ты говоришь, тебе не с чем идти к Шаболдину? — недоверчиво хмыкнул дядя, когда я огласил. — А как ты с этим пойдёшь к князю Бельскому?
— А с князем проще будет, — усмехнулся я. — Он-то, в отличие от Бориса Григорьевича, знает, что так оно и было.
— Но зачем, Алексей?! — тяжело вздохнул отец. — Зачем тебе с этим идти к князю?
— Именно затем, что он мне без пяти минут тесть, — ответил я. — Между своими таких недоговорённостей быть не должно.
— А ведь Алёшка прав, — первым сдался брат. — Среди своих можно о многом молчать, но не о таком.
Потихоньку и остальные родственники начали сдавать позиции. В конце концов идти к князю мне дозволили, взяв с меня слово, что я пойду только к нему, а не к Шаболдину. Что ж, в моём положении и того было достаточно, но князю знать об этом не стоит...
— А к кому ещё? — от воспоминаний я вернулся к беседе с князем. — К губным идти мне запретили родные, да с этим я бы к ним и сам не пошёл. К вдове Бабурова? И что я ей скажу? Что знаю, кто убил её мужа, но ничего с этим поделать не могу?
— То есть вы, Алексей Филиппович, хотите, чтобы я сам решил, что со всем этим делать? — князь понял меня правильно.
— Именно, Дмитрий Сергеевич, — подтвердил я. — Я понимаю, вы защищали честь и интересы семьи, а также доброе имя Татьяны Луговой. Но убийство остаётся убийством. Здесь не война и не Кавказ, здесь жизнь человека, даже такого как Бабуров, чего-то стоит.
— Знаете, Алексей Филиппович, — князь Бельский немного помолчал, кивнул каким-то своим мыслям и продолжил: — Я и сам о том думал. Странно, да? На Кавказе под сотню врагов убил, и ничего, а тут одного и до сих пор не по себе как-то...
Так, значит про полторы сотни лично зарезанных князем — это армейские сказки. Впрочем, следовало ожидать, молва, она такая...
— Было дело, пришло мне на ум, как со всем этим поступить, — князь улыбнулся, но так, одними губами, взгляд оставался серьёзным, — но всё никак не решался. Но раз уж вы всё знаете, я, пожалуй, так и сделаю, пока кто-то ещё не узнал.
— И что же это, Дмитрий Сергеевич? — не понял я.
— Царский суд, — ответил князь и, видя, что я не понимаю, пояснил: — Как князь, я вправе потребовать суда у самого государя.
— Царский суд? — удивился я. — Разве такое ещё бывает? Это же совсем старина какая-то!
— Да, последний раз царь судил князя Мещерского в одна тысяча шестьсот седьмом году, — подтвердил князь.
Историю эту я помнил из гимназического курса. Князь Мещерский после мятежа Шуйского бежал в Польшу, но потом вернулся и потребовал царского суда. Царь Владимир Десятый тогда Мещерского простил, вменив ему, однако, во искупление измены поставить на свой счёт крепость на Тереке. Но никаких более поздних случаев такого суда я припомнить не мог, да сам же князь и говорит, что это был последний.
— Однако же никакой отмены этого права с тех пор не последовало, — продолжал князь. — А раз так, то я обращусь к государю Фёдору Васильевичу. Вас, Алексей Филиппович, такое удовлетворит?
— Вполне, Дмитрий Сергеевич, — я встал и поклонился. Да, пожалуй, ничего лучше тут и придумать нельзя. Хотя нет, кое-что общую благостную картину не то чтобы портило, но испортить могло...
— А как же тогда быть с тайной происхождения Александры? — спросил я.
— Царь судит самолично и самолично же решает, что из сказанного ему на суде оглашать, а что нет, — напомнил князь. — Я буду просить государя не предавать огласке всё, касаемое рождения Александры, и надеюсь, что прошение моё он удовлетворит. Тем более, княжеское достоинство через дочерей не наследуется, а княжной быть Александра перестанет, едва лишь выйдет замуж за Юрия Азарьева.
А вот это сильно... Нет, какое там сильно! Это гениально! За такое стоило выпить, что я и предложил князю сей же час. Князь предложение принял, и мы с удовольствием осушили по полному бокалу. Есть за что!
Эпилог
— Вот так, Борис Григорьевич и Фёдор Павлович, всё и закончилось, — завершил я свой рассказ.
Мы с Шаболдиным и Елисеевым сидели всё в том же трактире Дятлова. Не возьмусь утверждать, что решение рассказать им, чем закончилось дело, далось мне легко. Да, дядя и родители прямо запретили мне идти к губным с моими умозаключениями относительно князя Бельского, но царский суд уже свершился, и я посчитал, что родительский запрет теперь не имеет смысла. В конце концов, я его исполнил и губному сыску князя не сдал. Да, это, разумеется, абсолютный формализм, как сказали бы в прошлой моей жизни, но оставлять в неведении тех, без кого я бы ничего раскопать не смог, я посчитал непорядочным. Скрывать от обоих своё скорое родство с князем Бельским я тоже не стал, но вопрос с рождением Александры ухитрился-таки обойти. Нет, они-то всё поняли, но и я прямо ничего не говорил, и они ни единого вопроса мне не задали.
— Да, Алексей Филиппович, говорил я вам, что дело тухлое, так оно и вышло, — напомнил Шаболдин. — Но раз государев суд состоялся, значит, оно и закончено. Буду ждать, пока мне прикажут дело закрыть и сдать в архив.
— Мы сделали, что могли, — Елисеев, видимо, решил подсластить коллеге пилюлю. — В любом случае тот, кто убил Бабурова, от суда не ушёл.
Ну да, слово «убийца» применительно к моему будущему тестю Фёдор Павлович произносить не стал. Дипломат, однако...
...Побывать на царском суде мне самому довелось не более пяти минут — по ходатайству князя Бельского царь допросил меня как свидетеля по содержанию расписки Татьяны Луговой. Зато когда суд завершился, царь вызвал меня к себе.
— Ты, Левской, смотрю, и
