Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
Своим тельцем я почувствовал, как меня скрутили в комочек, свернули в подобие хлебного мякиша и грубо запихнули в рот. Пальцами протолкнули в самую глотку, отчего тело Инги содрогнулось от кашля, но она настолько была слаба, что я без проблем скользнул в желудок, а оттуда — в кишки.
Я дома.
Больше не надо думать о противном. Больше не надо погружаться в детские воспоминания, среди которых отыскать что-то хорошее будет сродни поискам золота на гнилых болотах. Всё хорошо. Я дома. Теперь можно думать только о хорошем.
Инга очень слаба. Её организм настолько ослаб, что я даже не чувствую уже привычного сопротивления моему вторжению. Меня никто не пытается сожрать или сжечь, как вредоносный вирус. Организм давно переключил все резервы на сохранение мозга. И на какую-то бяку в виде ленточного червя ему глубоко наплевать.
Я извиваюсь. Трусь. Купаюсь в густых, по-прежнему горячих каловых массах внутри длинных кишок.
Я содрогаюсь.
Поток приятных мыслей тёплой волной проносится по поверхности моего тела. Гладит. Иногда подёргивает. Меня скрючивает от экстаза.
Я… я… О да… Да… да-да-да, бля!
Густая молофья брызжет во все стороны, покрывая моё тело осклизлой плёнкой.
Разум Инги не сопротивляется. У него давно нет сил. Я без какого-либо труда вплетаюсь в её мысли, протискиваюсь в каждый труднодоступный уголок, где может прятаться от меня хоть какая-то шальная мыслишка. Я полностью обволакиваю её сознание. Накрываю непроницаемым куполом и поглощаю.
Сквозь закрытые веки я вижу вспышку зелёного света.
На кончиках пальцев лёгкое покалывание. Ноги ватные. Дыхание вот-вот оборвётся. Обессиленный разум блокирует окружающие звуки, заботливо заткнув мне уши, но стоило ощутить спиной холодный пол, как в ту же секунду со всех сторон в голову хлынули голоса.
— Ну как, Червяк, понравилось путешествие?
— Нет… — прохрипел я.
— Подожди немного. Сейчас начнётся магия!
Я не сразу понял, о какой магии он трындит, но тело Инги вдруг охватило огнём. Начался нестерпимый жар. Пальцы, руки, ноги, живот, шея… каждая мышца. Я чувствовал всё. А потом я почувствовал кровь. Она щекотала вены, наполняла органы, неслась с бешенной скоростью через всё тело к моей смертельной ране. Каждая клетка… я чувствовал каждую клетку своей крови. На моей груди к дыре от меча хлынуло слишком много крови. Там чувствовался избыток… а затем переизбыток.
Это так легко — управлять кровью. Я словно сидел в песочнице. Набрал в ладони горсть песка и медленно просеивал сквозь пальцы. Я сжал кулаки. И вышвырнул песок. Кровь отпрянула от раны, ровно потекла по венам. Я сделал глубокий вдох.
Выдох.
Вдох… кровь ударила в голову. Кислород пропитал мозг. Разум прояснился.
— Червяк, молодец! — ликовал Дрюня. — Давай-давай! Разгоняйся!
Пронзённое сталью лёгкое затаилось в грудной клетке, словно раненая птица. В сосудах гной. Ткани гниют на глазах. Я пробую его почувствовать, целиком. Пускаю к нему кровь. Лёгкое сопротивляется, кусает меня, охватывая грудь жгучей болью.
Больше крови.
Я усиливаю поток. Кровавая река несётся по проторенной дорожке, сметая всё на своём пути. Никакой тромб её не остановит. Никакой гной или разлагающаяся ткань не в силах противиться потоку жизни.
Лёгкое толкнулось. Сжалось, вспыхнув в груди жаром, а потом, рывком, надулось. И никакая пересадка не нужна. И не нужно ждать, пока заживут все порезы и проколы. Организм самостоятельно себя излечил — ничего удивительного, кроме сроков.
Я вдохнул полной грудью. Жжение ушло.
— Хорошо-хорошо! — вопит Дрюня. — Теперь займись своими ранами!
Тот лейкопластырь, то вещество, которым он залепил мою рану на груди, — он сдирает его. Отодрал так грубо, что я чувствую боль. И эта боль указала мне путь. Горячая кровь устремилась к рваной плоти. Казалось, что надо мной навис некто с огромной иглой и зашивает мои дыры. Кончик иглы кольнул край раны, потянулся к противоположной стороне. Новый укол — и обрывки кожи вдруг притянулись друг к другу. И так раз десять, пока я не почувствовал приятный холодок от выступивших каплей пота на груди. Кровь растекалась по телу спокойным поток, ей ничто не мешало, на её пути не было никаких преград. Каждая струйка знала тропинку к своему органу. Сердце, желудок, почки, селезёнка, лёгкие, кишки. Весь организм работал как часы. Почти как часы, но с «незначительной» поломкой.
Секундная стрелка отставала.
Я ощущал нехватку крови. Слишком много было потеряно. И как восполнить этот пробел — я понятия не имел.
Зелёные вспышки света замаячили перед глазами. Я разомкнул веки. Уродливое лицо моего друга вызвало во мне тревоги больше, чем чёрный дым над деревней. Лунные глаза блестели, открытый рот щерился гнилыми зубами.
— Ты готов к самому интересному? — безумие пропитывало каждое слово, произнесённое моим другом.
— Нет… — прохрипел я, но хрип мой был вызван усталостью, смерть больше мне не грозила.
— Я так и знал! Приступим!
Рука Дрюни резко занырнула куда-то вниз. Я хотел опустить глаза, хотел спросить, что он задумал, но было уже поздно. Я успел сделать вдох, как перед глазами нарисовался затянутый гнилистой коркой кулак, сжимающий рукоять ножа. Короткое лезвие блеснуло зелёным светом.
Дрюня издал булькающий смех, а затем сказал:
— Твоя обнажёнка смущает меня, как и моих ребят. Пора примерить парадное платье!
Дрюня резко наклонился ко мне. Его тело содрогнулось от невидимого рывка. И я ощутил, как лезвие полоснуло моё горло.
— Не сопротивляйся! — завопил мой друг. — Дай крови тебя омыть!
Я затрясся, изо всех сил сдерживая кровь в теле.
— Не сопротивляйся! Иначе я живого места на тебе не оставлю!
Дрюня вновь дёрнулся. Вспышка зелёного света. Я нервно моргнул, успев уловить еще один резкий рывок моего друга.
Запястья на обоих руках обожгло. Сдерживать кровь в теле становилось всё труднее и труднее.
Как-то мне довелось видеть истекающих кровью людей после очередной бомбардировки. Когда они умирали, нам говорили, что они «вытекли». Кровь ушла из тела. Сейчас моих ран вполне хватит, чтобы я вытек. Быстро.
Но я всё никак не вытекал.
Я не понимал, чего добивается Дрюня. Кровь по сосудам хлынула к вспоротой плоти, схватилась за края и принялась затягивать их.
— Червяк! Что ты творишь?
Как только где-то рана затягивалась — Дрюня её тут же вспарывал.
— Ты долго
