Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
— Вот, попей!
Положив меня на спину, она принялась вливать мне в глотку воду из бурдюка. Я сделал три жадных глотка, от которых тоже лучше мне не стало. Рыжая не останавливалась, вливала в меня, словно хотела утопить! Но это было не так. Лицо её выражало обеспокоенность и страх. Она смахивала пот со лба, нервно убирала надоедливые волоски с бледных щёк и губ. Она нервничала. Рычала и давила на покрасневший от крови узел, что плотно упирался в мою рану.
Но она вдруг резко замолкла. Замолк и я.
Мы услышали бульканье. Множество ртов оживлённо забулькали в лесу. Они обступили нас. И медленно приближались. Мы в ловушке. Нас окружили.
Когда один из приблизившихся «труперсов» при виде нас громко заревел и тут же рванул в нашу сторону, Рыжая успела поднять лук. Успела запустить правую руку за спину. Она не собиралась подрываться или убегать прочь, она продолжала сидеть возле меня на коленях. Женские силуэт двоился в моих глазах, но это не мешало видеть мне, как её пальцы судорожно цеплялись за пустой жаркий воздух. Я хочу крикнуть ей, что колчан опустел, там нет ничего! Но на моих губах снова раздувается кровавый пузырь. Лопается, изрыгнув из себя «пусто». Рыжая швыряет лук, шарит глазами вокруг себя, шарит вокруг меня. Блестящий от пота лоб морщится и ходит волнами. И вдруг замирает, разглаживается. Взгляд за что-то зацепился. Женское тело переваливается через меня, протягивает руку.
«Труперс» подбежал совсем близко. Пару шагов — и нам конец.
Женский крик оглушает меня. Гнев настолько исказил лицо Рыжей, что сейчас её и мать родная не узнает. Скулы вытянулись до ушей, подбородок заточился словно кол, обезумевшие глаза блеснули не хуже линзовых фар дорогущих иномарок.
Рыжая хватает двумя руками мой меч и, выпрямив спину, бросает лезвие в сторону «труперса». Женский вопль не стихает ни на секунду, слюни хлещут изо рта. Она почти попала. Лезвие рассекло воздух у самого паха громилы. Злость и адреналин — это хорошо. Это смертельное сочетание прекрасно работает исключительно в правильной пропорции. Но именно сейчас, именно в эту секунду наивысшей опасности, из-за избытка обоих ингредиентов случился передоз. Рыжая замахнулась с такой силой, что её тело крутануло вместе с мечом. Все допускают ошибки, когда цепляются за жизнь из последних сил.
Воительница только успела поднять голову, только успела взглядом поймать выросшее передней уродливое тело, как в один миг огромный шипастый кулак с гнойными наростами разбил ей лицо.
Она завалилась мне на ноги. Грудь её продолжала надуваться и сдуваться, а вот сознание, судя по всему, отправили в далёкую прогулку.
Сквозь сухие ветки деревьев я всматривался в голубое небо с палящим белым диском. Я уже не чувствовал боли. Не чувствовал жара. Не чувствовал злости или обиды. Мне стало всё равно.
Оставалось только молиться. Так меня учили жильцы нашего города, что беспомощно лежали в своих квартирах придавленные бетонными плитами соседских стен. Мы носили им водичку и слушали их молитвы обращённые к небу. Они плакали и молись. Рыдали, моля о спасении. А мотом замолкали.
Нужно помолиться. Нам всем нужно помолиться…
Какая ирония. Я не знаю ни одной молитвы, но сумел запомнить сотни километров текста льющегося водопадом из колонок моего магнитофона. В голове всплыло четверостишье одной прекрасной песни:
Смотрю я в небо, лёжа на земле,
Немеет тело, пересох мой рот,
Пока лежу, забыт и одинок.
И вдруг раздался знакомый булькающий голос:
— Без слёз издам я свой последний стон!
Он закончил за меня четверостишье, а потом как взревел на весь лес:
— От куда ты знаешь эту песню⁈
Я лишь промычал:
— Дрюня…
Тело Инги вдруг отключилось. Сознание потухло, но не умерло. Где-то глубоко в женском мозге оно продолжало теплиться, пуская по телу лёгкое покалывание. Эти еле заметные уколы я явственно ощущал своим скользким и длинным телом внутри влажных фекалий.
Я замер. Притаился. Если бы у меня были глаза — я бы их закрыл, зажмурился со всей силой, как тот мальчик, что прятался под кроватью в своей разрушенной квартире от парочки мародёров с напрочь выжженными в голове моральными и этическими ценностями. Я боялся разрушить неосязаемую магию защиты от агрессивного окружающего мира. Боялся потерять те зыбкие ощущения лёгкого покалывания.
А потом я взмыл в воздух — в прямом смысле.
Булькающие голоса кричали над моей головой:
— В дом! Несите их домой!
И я поплыл по воздуху. Плыл долго, ощущая то подъёмы, то падения. А затем покой, в который я проваливался сам, не в силах больше сдерживать накрывающих меня одну за другой волну эмоций.
Я не боялся, что больше не открою глаз. Я боялся открыть глаза и увидеть неизбежность мук и страданий обрушившихся на Ингу.
Когда холодный пот уже не в силах был бороться с окутавшим тело Инги жаром, я нашёл в себе последние силы уцепиться за те самые лёгкие покалывания. Выкрутил себя как мокрое полотенце и выдавил в кишки остатки молофьи.
Веки мои закрыты, но даже сквозь них я вижу, как ярка вспышка света раскрылась широким зонтом и вмиг потухла. Так повторилось раз десять, после чего холод пробежался по мои ногам, перекинулся на тело, брызнул в лицо. Я открыл глаза. И тут же их зарыл. Под широким скалистым сводом зародилось облако зелёного тумана. Хватило одной секунды, чтобы оно расползлось до размеров огромного персидского ковра и снова вспыхнуло, ярко осветив пещеру.
Я снова открыл глаза, опустил взгляд. Зелёная вспышка. Мои ступни блестят от пота. Я лежу на бревенчатой кровати вдоль сухой каменной стены. Прохладный воздух сквозит по полу. Всюду жужжат мухи. На мне нет ни одеяла, ни рубахи. На мне нет ничего. Я голый, лежу тут, словно труп в морге перед вскрытием. А возможно, и после. Тут как посмотреть.
«Выпустите меня!» вдруг пронеслось у меня в голове. Но это явно были не мои слова, и даже не мои мысли. Предсмертная агония, вызвавшая в теле Инги галлюцинации? Бред какой-то…
Где-то вдалеке под потолком зародилось новое облако зелёного тумана, быстро разрослось на глазах и взорвалось, осветив всё вокруг. Эти вспышки накладывались друг на друга с такой частотой, что пещера оставалась во мраке буквально на какие-то мгновения. Я мог видеть всё. И мог прекрасно слышать растянутую
