Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
— Жизни, — уверенно ответила Дженнет Блэк. — И белый, и красный, и зелёный. И все другие цвета!
Тут же начался один из тех глупых, но увлекательных споров, ради которых, пожалуй, и стоит выходить в общество. А Зельда всё с тем же потерянным выражением лица обернулась и несмело взяла меня за рукав:
— Но и правда, что делать-то?
Пожалуй, прежде я бы засыпала бы её советами, как одеться и как вести себя, чтоб быть принятой в обществе и сойти за свою. Но теперь сказала просто:
— Будьте собой. Не пытайтесь сойти за кого-то другого… И, кроме того, разве это важно? Ведь Лайзо будет там, а остальное — мелочи, не стоящие и секунды внимания.
Наверное, это были правильные слова, потому что Зельда немного успокоилась. Но к швее, к модистке и так далее, конечно, я её отвела — что ни говори, а новая красивая одежда и, тем более, удобные башмаки изрядно добавляют уверенности.
Дни до назначенной даты пролетели быстро, как один.
Мне новое платье было не нужно. Гардероб к весне обычно начинали обновлять ещё зимой, и потому нашлось несколько нарядов, подходящих к случаю, и без визита к швее. Я выбрала зелёное платье из очень тонкого сияющего бархата, сверху скроенное так, что оно немного напоминало мундир. Лиф расшили серебряной нитью — перышки, дым; вышивка была видна не всегда, а только при движении — отблеск, отсвет, сон… Нижнюю часть платья, проглядывающую из-под верхнего слоя, сделали белой. Из украшений я надела только бабушкино кольцо с розой.
А к корсажу вместо броши приколола фиалки.
Всю дорогу до дворца Зельда предрекала мрачно, что-де погонят её, даже на приглашение не взглянут.
Не прогнали.
Во-первых, нас сопровождал Мэтью Рэндалл, без сомнений, по повелению маркиза. Во-вторых, стоило показать приглашения, как откуда-то сбоку выскочил мужчина с повадками лакея — хотя лакеем он определённо не был — и лично проводил нас в зал.
На самом деле, вопреки всем опасениям Зельда выглядела тут… уместно. Она в итоге послушала моего совета. Мы сшили для неё то же, что обычно носили женщины гипси в Смоки Халлоу, может, немного поскромнее и из лучших тканей: многослойные юбки и блузу с широкими рукавами. Да, и шаль! Шаль она надела ту, которую я ей подарила её осенью.
Яркие, насыщенные оттенки красного вместе с чёрным, белым и золотым шли Зельде необычайно.
— Прошу сюда, мэм, — обратился сопровождающий к ней, и она польщённо зарделась, пробормотав, что от «мэмов до ледей недалеко».
Перед тем как ретироваться, сопровождающий указал нам на места, которые следовало занять. Даже на мой вкус, слишком близко к Его Величеству — а уж Зельда и вовсе растеряла привычную бойкость, скандальность и сгорбилась, точно пытаясь выглядеть меньше.
— Всё будет хорошо, — шепнула я и, нащупав её руку, сжала. — Зато мы скоро увидим Лайзо.
— Ежели он вернулся, так мог бы хоть матери-то весточку отослать, а то и заглянуть, — буркнула она. — Ишь, высоко вознёсся.
— Уверена, что дело не в этом… Тсс.
Церемония началась. А мне запоздало пришла в голову мысль, которую я до сих пор упорно гнала: что, если Лайзо избегает меня, потому что сильно пострадал? Вдруг у него ужасные шрамы от ожогов, или нет одного глаза, или…
«Неважно, — оборвала я сама себя. — Его бы это не остановило».
Но глупый, неуместный страх никуда не делся.
Зал — огромный, почти как тот, где проходил обычно маскарад — был заполнен почти на треть. Чаще всего мелькали военные мундиры. Но пришло и множество других гостей, разных сословий и достатка. В углу ожидал знака от распорядителя оркестр… и вот прозвучали фанфары, коротко и бодро, высокие боковые двери с позолотой распахнулись, и вошёл Его Величество Вильгельм Второй — такой же высокий, каким я его помнила; смуглый, в точности как прабабка, романская принцесса Исабель, с умными и спокойными тёмными глазами. Виолетта Альбийская смотрелась рядом с ним особенно нежной и хрупкой — с её-то рыжими волосами и бледной кожей.
— А вы-то вдвоём покрасивше будете, — шепнула вдруг Зельда, ущипнув меня в бок.
Я с трудом удержалась от смешка.
Перед тем как занять место, Его Величество произнёс речь — о храбрости и стойкости перед лицом трудностей и потерь, о родной земле, о том, как важно бывает выступить в защиту уязвимости, чтобы не допустить трагедии, о величии Аксонии и общей беде, сплотившей страну… Стыдно признаться, но я не слушала, потому что заметила, что с противоположной стороны зала приоткрылась дверь, кто-то выглянул — и потом скрылся снова.
«А если Лайзо там?»
Сердце бешено заколотилось.
Видно отсюда, конечно, ничего не было, но я ничего не могла с собой поделать — смотрела и смотрела, не пытаясь уже даже скрыть волнение.
— Благодарю вас за вашу смелость и проявленное благородство в год тяжёлых испытаний — и за то, что вы согласились сегодня разделить со мной радость от того, что война окончена, Алмания отброшена к своим границам и более никому не угрожает. Но победы бы не случилось, если бы её не выковали своими руками люди, для которых честь, достоинство и отвага — не пустые слова, — заключил наконец Его Величество. — Те, кто погиб, заслуживают вечной памяти и славы, на земле и на Небесах… А тем, кто сумел вернуться на родину, я рад воздать почести, которых они заслуживают.
Кажется, это был сигнал, потому что снова заиграли фанфары и в зал вошёл первый из героев, о которых говорил Его Величество. Увы, это оказался не Лайзо… и следующим стал тоже не он. С каждым разом, с каждым произнесённым именем волнение у меня нарастало, пока весь мир вокруг не заволокло зыбкое марево, а уши не заложило от звона. Наверное, поэтому я не сразу осознала, что происходит, когда дверь распахнулась снова, и Зельда сжала мою руку так крепко, что кости едва не хрупнули.
— Он… — выдохнула Зельда почти беззвучно. — Он, родименький, живёхонький!..
А ведь это и вправду был он.
Лайзо.
После той чудовищной катастрофы миновало уже четыре месяца; он всё ещё заметно хромал. Волосы отросли, но неравномерно, и с одной стороны были чуть длинней, чем с другой. Слева лицо покрывали тонкие шрамы, похожие на первый осенний лёд — от середины щеки до виска, и дальше к шее… Но это всё не имело значения.
Он был жив; он вернулся… и он улыбался.
— …лейтенант Лайзо Маноле! — грянуло, кажется, прямо у меня над ухом, стоило утихнуть фанфарам.
Я вглядывалась в него
