Фантастика 2025-129 - Денис Старый
— Возможно, мой вопрос покажется вам странным, — произнёс я. — Но как часто мне ставили капельницы? Я ведь не мог пить, когда находился в этом состоянии.
— Мы следили за тем, чтобы у вас не было дегидратации, доктор Кацураги. Можете изучить биохимию — там всё прекрасно видно. Натрий и калий в норме. До обезвоживания дело не дошло.
Я задал этот вопрос не просто так, но Сергеев сразу понял, к чему я клоню.
Дело в том, что показатели крови могут меняться в зависимости от количества жидкости в организме. То есть, если я получал недостаточно физиологического раствора, кровь могла стать гуще, из-за чего и возникла такая погрешность в анализах.
Бывает и наоборот. Если человек выпивает слишком много жидкости, показатели крови изменяются, поскольку оказываются «разбавленными».
— Алексей Георгиевич! — крикнула вбежавшая в палату медсестра. — У нас поступил срочный пациент.
— Какие жалобы? — спросил он.
— Боли в животе, — ответила она.
— Боли? Почему тогда не в хирургию? Его хирурги вообще осматривали? — спросил он.
— Осматривали и не нашли никаких признаков острой хирургической патологии. Ну вы их знаете. Сказали, что хронические панкреатиты не берут — и кинули его к нам, — объяснила девушка.
— Доктор Кацураги, я зайду к вам позже, — произнёс Сергеев. — Сами понимаете — работа кипит.
Алексей Георгиевич покинул мою палату, и я тут же услышал, как он бросил кому-то:
— Ага! Так и думал, что вы прохлаждаетесь, Игорь Алексеевич! Лучше бы положили пациента в своё отделение. У меня работы по горло!
Как только Сергеев удалился, в мою палату вошёл мой коллега по группе «Двенадцать» Игорь Щербаков.
— Слава богу! — выдохнул он. — Так вы всё-таки пришли в себя, доктор Кацураги! Мы очень за вас волновались, — он запер за собой дверь, а затем добавил: — Думали, что вы заразились «Фебрис-12» после контакта с метеоритом. До сих пор не понимаю, зачем вы туда отправились, хотя профессор Романовский очень вас хвалил. Сказал, что благодаря вашим замерам мы убедились в том, что более крупных кусков метеорита в мире больше нет. Тьфу, да о чём я вообще говорю!
Щербаков набрал воздуха в грудь, ещё раз перепроверил, не подслушивает ли нас кто-то, затем вернулся к моей кровати, сел на стул и широко улыбнувшись, произнёс:
— Его больше нет, доктор Кацураги. Вы не представляете, что случилось. Нет… Вы не поверите, если я расскажу. Но это правда. Сразу после того, как вы замерили метеорит, тем же вечером его уничтожили. И сразу после этого все люди, которые страдали от «Фебрис-12», выздоровели.
— Все? Разом? — изобразил удивление я.
— Даже те, кто уже был на смертном одре, — закивал Щербаков. — Мы целые сутки созванивались с врачами по всему миру. Все твердили одно и то же. Признаки вирусной инфекции исчезли. Нашим коллегам осталось только купировать остаточные явления. «ВОЗ» до сих пор ломает голову, почему это произошло. Никто не понимает, но это явно было как-то связано с ядром.
Значит, у меня получилось. Хоть я и знал, что это должно было произойти, у меня всё равно возникло чувство, будто гора с плеч свалилась. Мой план удался.
— Получается, что нашей группы «Двенадцать» больше не существует? — спросил я.
— Официальный приказ ещё не вышел, но нас начали расформировывать. Научно-исследовательского лагеря больше нет, — рассказал Щербаков. — Наши коллеги улетели домой. Из всех членов группы в России остались только вы, доктор Кацураги.
— Кстати! — вспомнил я. — А что с Родригесом?
— Этот ублюдок получил по заслугам. Вся ваша перепалка была записана на камеры детекторов. Военные его задержали, и мы сразу же выслали в министерство США эту видеозапись. Теодор Гебреус лично позаботился о том, чтобы Родригес лишился лицензии. Но этим его наказание не ограничится. Сами понимаете, он несколько раз нарушил устав группы «Двенадцать». Подверг риску коллег. Учитывая, что он знает о существовании «Фебрис-12» и может разболтать об этом в качестве мести, ему вполне может грозить срок.
— Но это уже не наши проблемы, — заключил я. — Пусть сами думают, как с ним поступить. Родригеса нужно было отстранить очень давно. Я ведь предупреждал генерального директора. В каком-то смысле он сам виноват, что до этого дошло.
— Игорь Алексеевич! — в мою палату вбежал Сергеев. — Ну и как это понимать? У того пациента явно есть признаки острой хирургической патологии. Я понятия не имею, что у него за диагноз. Сейчас ему сделают УЗИ брюшной полости. Проверим, кто из нас прав!
Моя палата превратилась в проходной двор. Хотя это даже к лучшему. В роли пациента мне здесь некомфортно. А поэтому…
— Вы не будете против, если я помогу вам с этим пациентом? — спросил Сергеева я.
— Это даже не обсуждается, доктор Кацураги, — помотал головой он. — Вы ещё сами должны находиться под наблюдением.
— Мне будет хуже, если я буду бесцельно валяться в палате, Алексей Георгиевич, — подметил я. — Давайте в качестве исключения я поработаю с вами хотя бы часок. Мне нужно размяться. Разогнать кровь, так сказать. Вы же не хотите, чтобы я от скуки заснул ещё на целую неделю?
— А что? Это неплохая мысль, — кивнул Щербаков. — Доктор Кацураги — очень хороший специалист. Соглашайтесь, Алексей Георгиевич. В таком случае и я осмотрю пациента вместе с вами ещё раз.
— В качестве исключения — ладно, — вздохнул Сергеев. — Тогда идёмте скорее за мной. Пациент сейчас лежит в первой палате.
Я быстро переоделся и накинул белый халат.
Мы с Щербаковым проследовали за Алексеем Георгиевичем. Как раз в этот момент больному закончили выполнять УЗИ.
— Ну, что у нас тут? — спросил Сергеев УЗИ-диагноста. — Удалось что-нибудь обнаружить?
— Никаких отклонений, — заявил тот. — Поджелудочная железа, желчный, печень, почки — всё в норме. Непохоже, что ему требуется хирургическая помощь.
— О чём я и говорил, — прошептал Щербаков.
— Не могу больше терпеть, — держась за живот, прохрипел молодой мужчина. — Меня выворачивает уже третьи сутки. После еды становится ещё хуже. Ничего внутри не держится. Ещё и в спину отдаёт.
— Может,
