Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
— Доктор Брэдфорд так сказал?
— Нет, но мы поговорили об обручальных кольцах и о том, как различаются свадебные обычаи Аксонии и Романии, а ещё о том, как идут невестам венки из первоцветов…
Она продолжала рассказывать, а у меня отчего-то вдруг в груди всё похолодело.
«Весной земля оживает и расцветают цветы, — подумалось вдруг. — Для Мадлен, для мисс Ишервуд, и даже Паола мечтает, кажется, получить букет… А я? На что надеяться мне?»
Мои сны сейчас не пахли вербеной. В них царила серая тишина и мягкий сумрак — такие же, какие овладели Бромли с начала осени, и никто не мог ответить, изменится ли что-то потом. Весна, без сомнений, должна была наступить в срок… но не для всех.
Минорные настроения витали и в кофейне.
Луи ла Рон изрядно поумерил свой полемический пыл и перестал спорить с миссис Скаровски о поэзии и политике. Порой они начинали дебаты на какую-нибудь философскую тему, например, кто глубже зрит в сердцах человеческих, мужчина с его холодным разумом или чуткая от природы женщина, но больше это походило на размышления вслух. Кроме того, каждый будто бы пытался нарочно подыграть оппоненту, и ла Рон охотно соглашался, что умение ясно мыслить не обязательно есть достояние мужчины, и расчётливых женщин хватает, а миссис Скаровски тут же признавала за ним чуткость и внимательность. Не ссорились и леди Клампси с сэром Хоффом — и, что уж совсем удивительно, Георг прекратил пикироваться на кухне с Рене Миреем.
Но и без споров мы не скучали.
Каким-то невероятным образом вокруг чудаковатой мисс Дженнет Блэк собралось нечто вроде клуба. Мирей прозвал их «странными леди» со свойственной ему непосредственностью. И впрямь, компания получилась престранная! Самое интересное, что никого из них не смущало ни то, что мисс Блэк зарабатывает на жизнь изготовлением восковых цветов для покойников, ни то, что она несёт чушь без умолку, ни то, что иногда она появляется внезапно, точно из воздуха возникает, и выглядит пугающей в своих чёрных одеждах. О, нет, она стала всеобщей любимицей! В её «клуб» вошла миссис Скаровски, которая привела наконец свою подругу-профессора мисс Кэролайн Смит, гадалка-гипси Флори, в последнее время усердно изучавшая литературу и хорошие манеры, миссис Прюн, Элейн Перро и, к моему изрядному удивлению, леди Клэймор, а также тихая, неразговорчивая леди Чиртон. Как правило, они занимали целиком один из больших столов, раскладывали там карты, разглядывали альбомы по искусству, читали газеты или сообща решали математическую головоломку, принесённую мисс Смит — словом, занимались совершенно разными делами, но всегда увлечённо и оживлённо.
Порой мне казалось даже, что в этом клубе я лишняя.
Но задумываться об этом всерьёз было, пожалуй, некогда. Слишком многие хотели перемолвиться со мной словом-другим после долгого перерыва… Аккурат когда Эрвин Калле в красках живописал замысел своего будущего шедевра, дверь в кофейню отворилась и на пороге появилась незнакомка. Светловолосая, с локонами, аккуратно собранными в узел на затылке, облачённая в длинную тёмную юбку и безыскусное, на несколько лет устаревшее пальто, она выглядела слишком скромно для «Старого гнезда», но держалась уверенно.
И — сразу начала искать меня взглядом.
Сперва я приняла её за гувернантку и даже попыталась припомнить, не отдавала ли указаний мистеру Спенсеру в конце лета найти помощницу для Паолы, но тут же отбросила эту мысль. Незнакомка же огляделась, высмотрела меня — и зашагала через зал так чеканно и твёрдо, что, право, никто не сумел бы её остановить, даже если бы и захотел.
Лишь вблизи стало ясно, как она бледна и измождена — так выглядят люди, которые долго не спали и не ели, вынужденные держаться на одной силе воли.
— Леди Виржиния, — произнесла она мелодичным, приятным голосом. Не спросила, нет, скорей, просто проговорила вслух нечто очевидное… И добавила: — Вы меня не знаете; прощу прощения за дерзость, но… могу я сказать вам пару слов так, чтобы никто не услышал?
Незнакомка не выглядела так, словно прятала в ридикюле пистолет и собиралась покуситься на мою жизнь, а потому я хоть и удивилась, но всё же пригласила её за ширму, где обычно сидела с Эллисом, и попросила Мэдди подать гостье кофе.
— Меня зовут Констанс Белл, мисс Белл на службе и Конни для близких людей, — представилась незнакомка, когда мы сели. — Я телефонистка; знаете, когда вы крутите ручку телефонного аппарата, а затем просите соединить с таким-то номером? Так вот, я одна из тех, кто берёт нужный кабель — и соединяет. Возможно, вы даже когда-то слышали мой голос… Три дня назад раздался очень странный звонок, и… и… — она сглотнула, очевидно пытаясь справиться с волнением. И продолжила чуть тише, чем прежде: — И я уверена, что того человека, очень важного человека, который звонил, убили. Да, произошло убийство, и… и, думаю, убийца слышал, как другая телефонистка в тот момент назвала меня «Конни». Мне страшно, леди Виржиния, и я не знаю, что делать, но о вас я читала в газете, и… Вы ведь поможете мне?
В этот момент, признаюсь, не помешал бы хороший глоток крепкого кофе. Но кофе не было — Мэдди только ушла на кухню. А потому я собрала всю волю в кулак и со спокойной улыбкой ответила:
— Сама я, боюсь, мало что могу сделать. Но знаю того, кто вам непременно поможет — и не допустит, чтобы вы пострадали. А теперь, мисс Белл, расскажите, пожалуйста, что произошло?
…В «Старом гнезде» нынче было шумно, пожалуй, даже чересчур. Миссис Скаровски смеялась низким грудным смехом, а Луи ла Рон настойчиво пытался что-то ей втолковать насчёт перьев и шляпок. Щебетала и пташка Дженнет Блэк — как всегда, на одной ноте, но непрестанно перескакивая с темы на тему, по тысяче раз за вечер. На два голоса декламировали марсовийские стихи Эрвин Калле и Элейн Перро, звякали чашки и ложки, гремело что-то на кухне, а над всем этим плыла минорная оперная ария — кажется, полковник Арч добрался до граммофона, как и клялся на днях, со своей излюбленной пластинкой.
Мисс Белл на мгновение прикрыла глаза, вслушиваясь в окружающие звуки, глубоко вздохнула — и заговорила.
Начала она издалека.
— Моя мать была прачкой, — голос у неё немного дрогнул. — Это очень тяжёлый труд; хуже, пожалуй, в её время приходилось только тем бедняжкам, которые работали на спичечной фабрике. Для меня же матушка желала другой судьбы. Хорошей,
