Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Раз в году письмо скупое,

Поздравленье с Рождеством и долгих лет.

Ровно восемь тихих строчек

И другой какой-то почерк, все, привет.

Ах, как хочется вернуться,

Ах, как хочется ворваться в городок.

На нашу улицу в три дома,

Где все просто и знакомо на денек.

Где без спроса ходят в гости,

Где нет зависти и злости милый дом.

Где рождение справляют

И навеки провожают всем двором…'

Женщины прикладывали к глазам платки, украдкой сморкались, а мцжчины, как сильный пол — каменели лицами и стискивали подлокотники. Никто не остался равнодушным, после последних аккордов воцарилась тишина, которая наконец взорвалась аплодисментами. Музыканты раскланялись и покинули сцену, на которую вновь вышел конферансье:

— Поприветствуем Юрия Николаевича Клинских и ансамбль «Сектор Газа»! Слова Ивана Жукова, музыка Юрия Хоя! Композиция «Седая ночь»!

Ну хоть классики отечественного панк-рока не стали выбиваться из привычного образа и вышли на сцену в привычном обличье — в кожанках, усеянных заклепками и шипами. А меня, вместо гордости что мое имя уже второй раз прозвучало со сцены — терзал стыд, Велика ли доблесть присвоить себе авторство чужих песен. А после ехидной реплики Равиля, которую он прошептал мне на ухо: «Обжал детдомовцев, Ванька, доволен⁈» — вообще краской залился.

А на сцене, не обращая внимания на мои душевные терзания, солист под узнаваемые, присущие «Сектору Газа» гитарные рифы — начал петь:

'Я не знаю, что сказать тебе при встрече.

Не могу найти хотя бы пары слов.

А недолгий вечер, а недолгий вечер

Скоро станет ночью тёмною без снов.

А недолгий вечер, а недолгий вечер

Станет ночью тёмною без снов.

И снова седая ночь, и только ей доверяю я.

Знаешь, седая ночь, ты все мои тайны.

Но даже и ты помочь не можешь, и темнота твоя,

Мне одному совсем, совсем ни к чему.'

Панков встретили прохладней, чем до этого «Кино», но тоже без аплодисментов и букетов цветов — со сцены не отпустили. А конферансье уже объявлял следующих гостей;

— Алла Борисовна Пугачева и Лайма Станиславовна Вайкуле исполнят дуэтом композицию «Хоп, мусорок». Стихи Ивана Жукова!

Пока со сцены звучала выученная наизусть благодаря маршруткам и такси эконом-класса песня — у меня в глазах потемнело:

' Хоп, мусорок!

Чё ты гонишь, мусор, шнягу не по делу?

Чё ты паришь мне про нары и конвой?

Чё мазуришь ты на понт, я не товарка.

И пугаешь, падла, бабу Колымой?

От вашей грязи мусорской я настрадалась,

Поела вдоволь у хозяина харчей.

Я раньше срока, было дело, отзвонилась

По актировке лазаретовских врачей.

Хоп, мусорок, не шей мне срок

Машина «Зингера» иголочку сломала

Всех понятых, полублатных

Да и тебя, бля, мусор, я в гробу видала'.

После припева наступил Равилю на ногу и прошипел:

— А эти-то как здесь⁈ Они же сбежали из страны⁈

— В пломбированном вагоне привезли! — Не растерялся мой куратор. — Да ты чего разволновался-то так, Ваня⁈ Сам нахуевертил своими рассказами, теперь поздно расстраиваться! А после концерта будет афтепати, с солистками «Миража», в банкетном зале наверху! Понятно, что не из основного состава, а дубли из культурно-массового училища, оригиналы только для членов Политбюро, а мы пока рылом не вышли…

— Какое Политбюро⁈ — Я всё меньше и меньше понимал, что вообще происходит. — Нет же его больше, даже по телевизору объявляли!

— А всё как у вас, Вань: Политбюро нет, а члены остались. — Поник Равиль. — Как Змей Горыныч, рубишь ему головы, а тут же другие вылезают…

— Какие ещё девицы в банкетном зале⁈ — Ледяным тоном поинтересовалась жена в другое ухо, запустив в руку коготки.

И тут на весь зал, перебивая скачущих на сцене Вайкуле с Пугачевой — затрезвонил телефон. Музыка тут же смолкла, а в наступившей тишине всё так же надрывался звонок, причем от меня. Скосил взгляд вниз, так и есть — в ногах стоит бандура нашего мобильного телефона «Алтай», который и заливается не переставая. Наклонился, снял трубку и принялся искать, как его отключить, чтоб замолчал наконец.

А на сцене, Пугачева с надрывом воскликнула:

— Ну вот что вы за люди такие⁈ Просили же телефоны отключить с началом концерта! НеТ, я в таких условиях отказываюсь выступать!

После чего шваркнула микрофон об пол и удалилась в негодовании за кулисы. А весь зрительный зал сосредоточил внимание на мне, тут же раздались возмущенные возгласы:

— Да что это такое⁈

— Понаехали!!!

— Это какое-то бескультурье!

— Да выведите его уже из зала, за сто первый километр!

Жена тут же отодвинулась, скорчив индифферентную мину, словно она ко мне никакого отношения не имеет и только Равиль вписался, с двух ног:

— Спокойно, товарищи, спокойно! Сейчас всё уладим! Что с него взять — из глубинки приехал, и вообще урка, то есть уральский комсомолец, первый раз в люди вышел!

Народ успокаиваться не хотел и принялся негодовать ещё сильней, а у меня от обиды на Равиля перехватило горло. Прожигал его взглядом, подбирая подобающий эпитет, как его назвать и при этом не шокировать собравшуюся респектабельную публику. Спазмы в горле не прекращались, поэтому удалось лишь просипеть:

— Предатель!!!

На что он улыбнулся, выхватил из-за спины укулеле и заблажил на весь зал, голосом Елизарова:

'Сыпет листва с берёз,

Вечер тоскливый хмурен.

Я уже как Берроуз

Просто в говно укурен.

Я же лаве истратил,

Тупо сижу с грошами…

Ёбаный ты предатель!

Вот же пизда с ушами!'

Пронзительный, не умолкающий ни на секунду звонок телефона внезапно трансформировался в дребезжание будильника, концертный зал с впавшими в неистовство зрителями растаял, а я проснулся в нашей спальне, узрев расталкивающую меня Лену, приговаривающую:

— Вставай давай, поезд через два часа в Москву! Как чувствовала, что твои проводы вот этим кончатся, тебя же вчера под руки привели, на ногах еле стоял! Вставай уже, Ваня, собираться надо!

С облегчением выдохнул — всего лишь сон! Хотел сказать жене, что всё нормально, уже встаю и сейчас соберусь, но вместо этого промычал что-то невразумительное, действительно, набрались вчера на славу: и мой отъезд послужил поводом, и политику обсуждали — одной бутылкой не ограничились, как обычно. Побрел на кухню, припасть к крану с живительной влагой, а за окном уже алел горизонт, предвещая рассвет. Поезд у нас