Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

С самого начала зимы восемьдесят восьмого накал гласности и перестройки нарастал непрерывно, в газетах беспрерывно обличали коррупцию партийного руководства, вещали о кровавом тиране Сталине и о жертвах «бессмысленных и жестоких репрессий». А я всё ждал, когда они от Иосифа Виссарионовича перейдут на Ленина, а затем и вовсе на всех большевиков скопом. А затем, по заветам всё тех же проклинаемых большевиков, с упоением примутся демонтировать социализм, чтоб на его развалинах построить светлое капиталистическое будущее. А мне, знавшему, к чему приведет вся эта вакханалия со срывом покровов и обличением язв социалистического прошлого и настоящего, было совсем не весело.

Кстати, весь мой апломб и чувство превосходства человека из будущего над несовершенством качества цветопередачи видеотехники предков — забылись как страшный сон. Информационный голод не тётка, так что телевизор вместе со всей семьёй смотрел с удовольствием, не говоря про фильмы на видеокассетах. Боюсь, что в этой жизни «Войну и мир» Толстого даже осилю — как раз в школьной программе присутствует. А человек, привыкший к монитору, как оказалось, если лишить его привычного удовольствия, со временем и осциллографу будет радоваться. Я вот лично с нетерпением жду выполнения просьбы о уже неоднократно озвученном желании иметь в личном пользовании один из первых персональных компьютеров, которые уже есть. Если не ошибаюсь — «ZX Spectrum» давно шагает по планете, почему бы и не воспользоваться возможностью обзавестись раритетом. Десятый класс заканчиваю, заслужил, в этом, восемьдесят девятом, семнадцать лет стукнет…

А этот год, в выпускном классе, вообще вышел продуктивным. Помимо занятий спортом по расписанию и учебы, при школе заработал прообраз кооператива, где ученики вначале вырезали курительные трубки, продававшиеся потом при моём деятельном участии, а затем, когда берёзового капа на трубки для всех желающих перестало хватать, стали клепать немудреную, но добротную мебель, расходившуюся влет. Да и не у всех получалось с художественной резьбой по дереву, так что наиболее талантливых трудовик оставил корпеть с трубками, а остальных желающих заработать — определил в небольшой мебельный цех. Ажиотаж с кооперативным движением не минул и наше село, мы хоть и в глубинке живем, но не совсем уж в изоляции. Но у нас хоть пока всё без перегибов и организованной преступности обходилось, в отличие от крупных городов.

Страна жила в предвкушении перемен к лучшему, наше село тоже не было исключением, и только я ощущал себя пассажиром «Титаника», осведомленного о трагическом и неизбежном финале. На носу выпускные экзамены, к которым надо готовиться, а впереди — то ли неизвестность, то ли предсказуемый и уже пройденный мной в прошлой жизни мучительный и трагичный распад страны. Который, впрочем, прошел под всеобщее одобрение, как общества, уставшего от лицемерия партийной элиты, так и самой номенклатуры, жаждущей свою политическую власть обратить в звонкую монету и осязаемые активы.

О дальнейшей учебе после окончания школы речи уже не шло, причем ни у меня, ни у моей Елены. Нам бы десятый закончить спокойно: так вышло, что к экзаменам мы оказались немного беременны. Причем все: и мама с Максимом ждали ребенка, и мы с Леной где-то просчитались. И если у предков это событие было если и не запланированным, так хоть официально оформленным, то мы залетели спонтанно, и сейчас, когда последствия вылезали наружу в самом прямом смысле (четвертый месяц на носу, никаким школьным фартуком не прикроешь), пришлось планы перестраивать на ходу, сообразно всплывшим обстоятельствам…

Догадываюсь, что судачили на улицах, но нам на их пересуды было параллельно. Главное, что поддерживали родные и близкие, да и родители возлюбленной, ознакомленные, что молодой ячейке общества будет где жить: успокоились. Расписаться решили сразу после сдачи экзаменов и выпускного, только-только получив на руки аттестат. Женимся, родим — я пойду работать, а после декрета Лена, как и хотела, поступит в институт. Пусть и на заочное отделение. А там и я, может быть, таким же образом, лишь бы не очно ещё несколько лет за партой просиживать.

С работой тоже всё определилось: директор совхоза с этой весны организовал строительство грандиозного тепличного комплекса с искусственным освещением (круглогодично функционирующим, в отличие от парников для капустной рассады и огурцов, которые каждый год по весне перекрывали заново пленкой), ну и меня туда обещали пристроить, по старой памяти. А пока просто познакомили с директором; тот, несмотря на всю занятость, со мной пообщался, впечатлился количеству и качеству моих знаний по выращиванию агрокультур в закрытом грунте (пришлось сослаться на природную любознательность и чтение соответствующей литературы), хмыкнул, пожал руку на прощание и заключил задумчиво:

— Принято, заканчивай школу и выходи на работу. Видел, наверное, что фундамент заложили, сейчас трубы отопления прокинем и начнем каркас возводить, затем застеклим. А ближе к осени должны уже работать в штатном режиме. Так что пока на общих основаниях будешь во всё вникать, чтоб от и до понимал, как всё функционирует. А затем посмотрим, на что годен окажешься. За тебя попросили, Иван, но если рассчитываешь, что синекурой обеспечили, то заверяю, глубоко ошибаешься!

— Да мне самому это интересно, Василий Федорович!

Горячо уверил я нашего директора, который за три года для совхоза сделал немало, хотя всеобщей любви у населения не снискал — руководил хоть и эффективно, но жестко. Что для многих оказалось сродни холодному душу, расслабились тут, понимаешь, при закате социализма. Ну а то, что оба моих деда признали нового директора крепким и разумным хозяином, было важнее мнения тех, кому он не пришелся по душе. Смущало, конечно, стекло вместо привычного там, в моем будущем, поликарбоната, но ничего, прорвемся. А рядом — город с населением в сто тысяч человек, в округе — еще несколько населенных пунктов, где тоже тысяч двадцать-тридцать в совокупности наберётся, так что не только на самоокупаемость выйдем, но и в плюс.

Двадцать пятого мая в школе провели торжественную линейку, где я пронес на плече мелкую первоклашку с косичками, отчаянно зажмурившую глаза, правой ручкой обхватившую мою шею, левой — телепая звонким колокольчиком. На моем месте должен был быть наш комсорг, но он в последний момент поймал паническую атаку, переволновался и отказался. Остальные парни