Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

Тем временем я уже начал замечать, что вокруг нас скапливаются зеваки, и до меня начали долетать смешки и не совсем лестные для меня замечания. Сестричка меня низводила при всём честном народе, даже не отдавая себе отчёта в том, что тут кругом чужие уши.

Она, конечно, пылала благородным негодованием и всё такое… Но получалось так, что народ просто наслаждался бесплатным представлением. А сам я представал в крайне невыгодном свете перед окружающими.

Хорошее начало, однако. Теперь мне придётся здорово потрудиться, чтобы отбить охоту у тех, кто сочтёт возможным попробовать самоутвердиться за мой счёт. А такие, непременно найдутся. Особенно после этого вот цирка… И мне, если я хочу, чтобы тут не повторилась печальная история несчастного терпилы Яна Карпова, надо будет крайне жёстко пресекать различные поползновения…

— Оль, — я немного прищурился, давая ей понять, что она слегка перегнула палку, — мы тут как бы и не одни, а ты устраиваешь семейную сцену на публике, — сказал я это вполголоса, так, чтобы мои слова никто не мог разобрать, кроме неё.

— Да? — недоверчиво переспросила она. Огляделась, и, убедившись в моей правоте, всё-таки прервала свою гневную речь.

Но события продолжили развиваться своим чередом.

— Сухарева, дай этому гаду в рыло! Я вижу, ты же хочешь это сделать… — раздался голос Здоровяка, — и я, может быть, стану ненавидеть тебя немного меньше, — вот его мне тут только не хватало, блин.

Здоровяк, следует отметить, полностью оклемался и сейчас выглядел весьма неплохо. Костюм у него был пошит, конечно, не в пример лучше, чем мой, да и в целом выглядел он гораздо респектабельнее, нежели ваш покорный слуга. И если не знать, что за мелкая душонка обитает в этом красивом и сильном теле, то можно было бы даже счесть его привлекательным.

Но, следует отметить, что сестрёнка моя не питала относительно этого индивидуя никаких ненужных иллюзий:

— Ты бы, Пантюша, помолчал бы, — недобро усмехнулась сестра, обернувшись к Здоровяку, — а то ведь, ненароком, и сам в рыло схлопочешь…

— Да ты чо, Сухарева? — дурниной заблажил Здоровяк, — совсем берега потеряла? — но, надо сказать, что дистанцию он старался держать такую, чтобы Ольга его кулаком достать не могла.

— Так, Пантюша, заруби себе на носу, — продолжила она все тем же ласковым голосом, который, как мне показалось, дополнительно выбешивал недалёкого отпрыска графа Тюрина, — это мой брат! — и как-то так повернулась, что меня полностью заслонила.

Мне аж неудобно стало, что хрупкая девчонка меня так вот защищает…

— И если кто его обидит, — повысила голос сестрёнка, — то будет иметь дело со мной! — эти слова она обращала не только к набычившемуся Пантелеймону, но и ко всем остальным окружавшим нас студентам.

М-м-да, как говаривал один государственный деятель, хотели как лучше, а получилось, как всегда… Теперь моя репутация, не успев даже толком сформироваться, рухнула до самых низких отметок. Обвалилась она так, что даже плинтус находится теперь относительно неё на недостижимой высоте. Но, сейчас уже ничего не изменишь, будем с этим жить. Со временем всё исправлю. Всё равно придётся бороться за первые места в рейтинге, и попутно позиционировать себя, любимого, как бескомпромиссного нагибатора крутизны неимоверной.

— Я этому твоему братцу головёнку-то отшибу, — злобно прорычал Тюрин, — не посмотрю, что ты за него вписываешься…

— Иди сюда, Пантюша, — кровожадно улыбнулась сестрица, да так, что всем окружающим стало понятно, что она готова от слов перейти к действиям, — я тебе пыль с ушей-то стряхну…

А Ольга, оказывается, действительно была тут весьма уважаемой личностью, ибо здоровенный Пантелеймон, несмотря на свою браваду, пробурчал что-то неразборчивое и всё-таки отвалил. Позорно слился, прихватив с собой и стайку своих приспешников, которые сейчас себя вообще никак не проявляли, а на Ольгу косились с большой опаской.

Да и прочие зеваки, поняв, что представление закончено, потихоньку начали разбредаться.

— А что это он на тебя так взъелся? — сестра посмотрела на меня с откровенным удивлением.

У неё в голове не укладывалось, что я, такой маленький, слабый и нерешительный, смог заполучить во враги такого отъявленного хулигана.

В её понимании, я мог у вызывать у мнящего себя крутым Тюрина только брезгливое презрение, но никак не ту незамутнённую злобу, которую он только-что продемонстрировал.

Ведь для того, чтобы серьёзно кого-нибудь разозлить, надо обеспечить оппоненту какие-нибудь ощутимые неприятности. А какие неприятности мог доставить хилый и тощий я такому серьёзному бойцу, как Пантелеймон Тюрин?

Пришлось рассказывать ей про то, как мы с Филей попали под раздачу и вынуждены были вступить в неравный бой с этими шакалами.

Я старался говорить тихо, да и жестикулировать по минимуму, так как вокруг тёрлось много народу, и некоторые продолжали с интересом поглядывать в нашу сторону, надеясь на продолжение веселья. Но Ольга эмоций не скрывала, и очень живо реагировала на то, что я рассказывал.

— Ну вы даёте, однако, — она смотрела на меня очень недоверчиво, так как в её голове не укладывалось, что её Ян-тихоня оказался способен на такие подвиги, — а что это за сосед у тебя такой продвинутый и хорошо вооружённый?

— Ну я ж говорил, он на артефактора учиться собрался, — говоря это, я крутил головой в надежде разглядеть Филю, чтобы предъявить его сестрёнке. Ведь согласитесь, гораздо проще ткнуть в человека пальцем, чем долго про него рассказывать. Как гласит народная мудрость, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать…

И тут мне повезло. Я заметил, как недалеко блеснули линзы Филиных окуляров.

— Филипп Николаевич! — крикнул я, — будь добр, подойди, я тебя кое с кем познакомлю… — я уже предвкушал, как Филя начнёт краснеть и смущаться. Мне эти моменты доставляли прямо-таки утончённое эстетическое наслаждение, да…

— Чего кричишь? — почему-то вполголоса поинтересовался выбравшийся, наконец, из толпы студентов Филя.

— Так, — начал я, — посмотри на эту прекрасную и нежную, как первый весенний цветок, девушку, — сказал я, картинно поворачиваясь к Ольге,