"Фантастика 2025-147". Компиляция. Книги 1-25 - Юлия Шахрай
Смертные, стоящие на краю этого ожившего безумия, кричали:
– Они уже там! Они вознеслись!
– Мы должны быть следующими!
И с каждым часом пламя пожирало всё больше. Старики бросали детей в костёр, матери – самих себя. Мужчины в диком экстазе перерезали себе горло, а потом валились в огонь, заливая землю горячей кровью.
Но самое жуткое происходило после. Когда костёр угас, а площадь превратилась в поле чёрного пепла и костей, оставшиеся в живых падали ниц и, дрожащими руками собирая пепел жертв, мазали им лица, волосы и тела. Они верили, что “прикоснулись к Божеству через прах”. И вместо отвращения или страха появлялась новая зависть. Люди смотрели на обугленные останки и шептали:
– Они были избраны…
– Мы должны повторить… Ещё, и ещё, пока нас не заметят…
И так в этом княжестве родилась первая секта Подражания – без жреца, без знаний, без смысла. Только голодная, фанатичная масса, которая решила, что смерть – это путь, а кровь – это язык Богов.
А в вышине, где сверкали недостижимые горизонты Первозданных сил, никто даже не взглянул на эту бойню. Лю Инь Мо и Демиург, равнодушные и холодные, лишь почувствовали лёгкий поток энергии от смертных, будто тёплую каплю дождя на коже. Они не вмешались. Им не нужно было вмешиваться. Толпа сама превратила себя в жертвенный костёр, а мир – в склеп. Хуже всего было то, что эта волна только начиналась.
Мир погружался в полную тьму, и на его обугленных остатках начала формироваться Секта Подражания – чудовищное отражение прежних религиозных структур, но лишённое смысла, морали и жалости. Они уже не просто копировали ритуалы Тишины и Продолжения. Они уродовали их до состояния жуткой пародии на веру, где человеческая жизнь стала лишь сырьём, а страдание – декоративным элементом.
Преобразование ритуалов Ритуалы Тишины было просто невероятно жутким. У старой секты молчание означало погружение в пустоту, растворение души в безмолвии, превращение страха в топливо для Лю Инь Мо. Подражатели сделали наоборот. Они связывали себе руки и ноги, перекручивали тела в невозможные позы, заставляя кричать, скрежетать зубами, визжать от боли, пока крики не становились практически музыкальной партитурой Хаоса. В тишине уже не было благоговения – была лишь садистская игра с плотью.
Ритуалы Продолжения также были жутко искажены. Там, где обряд сжигания сосудов давал шанс на очищение и символическую “вечность”, Подражатели начали поджигать тела живых, оставляя их полуживыми, ломать кости, вырывать внутренности и переплетать их с костями уже умерших, чтобы создать “живой костёр”, который не угасает. Они смеялись, когда жертвы пытались освободиться, крича:
“Оставайся, чтобы служить высшей цели!”
Толпы уже не следовали ритуалу, а сочиняли его на ходу. Каждое следующее “жертвоприношение” было более уродливым, чем предыдущее. Дети бросались в костёр вместе с родителями… Старики резали себе жилы и выкладывали их на алтарь как узоры… Женщины кололи себе грудь, превращая кровь в линии, “связанные” с символами покровителей… Мужчины устраивали взаимные пытки, чтобы увеличить количество крика и боли…
Толпа уже не понимала границ. Каждый хотел быть “лучшей жертвой”, “самым ценным сосудом”.
Реакция покровителей была вполне ожидаемой. Лю Инь Мо и Демиург наблюдали всё это без личного вмешательства. Они поглощали всю силу, выделяемую криками, страхом, надеждой и жертвенной кровью, как два гигантских хищника. Никакие просьбы, мольбы или песни не доставали до них. Для существ, которые питались не страхом одного человека, а концентрацией масс, это было настоящее пиршество.
Они оба понимали, что вскоре в этом мире не останется ни одной живой души, ни одного существа, способного сопротивляться или приносить страх и надежду. Этот мир станет склепом, пустым полем для силы. И тогда им придётся искать новые территории, новые миры, где можно будет снова разворачивать свой голод.
Секта Подражания превратила мир в пародию на Ад. Звуки ритуалов смешались с войной животных, криками горящих тел и шепотом духов. Земля покрылась пеплом, а воздух стал вязким, тянущим к земле; реки стали красными от крови, а ветра носили запах горящей плоти и смолы. Сами участники ритуалов выглядели как живые статуи ужаса, то ли поклоняющиеся, то ли катающиеся в бреду, не понимая, что делают.
Мир, который раньше был прекрасным, светлым и Божественным, превратился в склеп живых, где каждая душа – топливо, а каждый шаг – крик. И в этой пустоте два существа – Лю Инь Мо и Демиург – готовились к следующему сражению, потому что понимали тот факт, что скоро ничто не будет мешать им встретиться лицом к лицу.
Время словно растянулось и разорвало саму ткань мира, когда Лю Инь Мо и Демиург всё же встретились впервые в пустоте, оставшейся после гибели всех живых. Это было не сражение в привычном понимании – это была магическая буря, разрывающая мир на атомы восприятия.
Земля, где некогда стояли города и храмы, стала полем из тёмного пепла и искрящейся серой пыли. Река, в которой когда-то отражались облака, превратилась в поток черного стекла, по которому невозможно было пройти. Даже воздух был плотным, как смола, и вибрировал от предстоящей катастрофы.
Смертные и духи, что ещё оставались, стали лишь топливом, их движения и крики подпитывали атмосферу, будто каждая мысль о страхе, надежде, боли и отчаянии превращалась в энергию, которую пожирали два существа.
…………
Лю Инь Мо возник из теней и кошмаров. Его тело было одновременно материей и иллюзией – глаза горели пустотой, а каждая тень на земле, дрожа и извиваясь, была частью его сущности. Он питался страхом, но теперь страхи были сотнями тысяч смертных жизней, собранных в единый поток. Каждое движение ветки, каждый шёпот – это была пища.
Его форма казалась смертным изменчивой. То человек… То зверь… То гигантская темная волна, разливающаяся по всей пустоте… Но духи понимали, что это не фигура – а сила, поглощающая саму реальность.
Демиург возник из самой ткани мира. Его сущность была древней и непостижимой. Сотни тысяч лет он жил за счет энергии других Богов, и теперь эта сила, оставшаяся после гибели пантеонов, стала взрывной. Он был одновременно Светом и Тьмой, движением и неподвижностью. Ни одно живое существо не могло вынести его присутствия – глаза смертных расплывались, слух – ломался, а мысль – становилась вихрем. Он не видел смерти как страх. Для него смертные были
