Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

— Трасса на маяк пока свободна, — говорит Ленни в наушниках. — Дядя Борхес патруль покошмарит сколько сможет, а то опричники собственный циркуляр нарушают, у них справка о наличии отсутствия не оформлена…

Выезжаю к трассе — громкое название для проселка, конечно — и газую на полную.

Что я забыла? Ах да, у меня есть оружие, даже когда никакого оружия нет…

— Ленни, выложишь, когда… все закончится. Друзья, это последний пост в канале. Извините, что запись, и что без видео — я за рулем сейчас, телефон держать неудобно. И времени мало. Меня зовут Соль, и я говорила вам правду… сколько могла. Правда в том, что исправить ситуацию обычными средствами невозможно, поэтому… отчаянные времена требуют отчаянных мер. Если вы слышите это, значит, на Кочке… на Сахалине изменилось все. Но бояться нечего. Аномалии и их дары — для сильных духом, а не для рабов и их хозяев; так было, и скоро так будет снова, — Господи, как же я надеюсь, что это окажется правдой. — Вот и все. Мне ужасно нравилось это тело — многим из вас тоже, что уж там, я читаю комментарии. Но настало время с ним расстаться. Чтобы победить смерть, надо умереть, это неумирающая такая классика. Если честно, не знаю, как оно потом будет… Не нужно молиться мне или приносить жертвы, не думаю, что это так работает. Не забывайте про наш образовательный фонд. Что бы там ни было с Хтонью, будущее — оно за умением думать в любом случае, а это достигается образованием. Так, мы подъезжаем… Ваша поддержка многое для меня значила все это время. Я надеюсь, что все будет хорошо.

Надеюсь…

Трасса вьётся вдоль залива Терпения, то подбираясь вплотную к воде, то ныряя в сырые сопки. Воздух густой, пропитанный соленой влагой и запахом гниющих водорослей. Ветра нет, но море неспокойно — свинцовые волны с белыми гребешками бросаются на черные базальтовые скалы, будто пытаются выбить что-то из берега.

— Мотя, как Макар?

Маг отвечает сам:

— Нормально Макар! Всех еще перескрипит. Сколько у нас времени?

— Ленни говорит, с четверть часа должно быть…

Маяк горит желтым. Объезжаю забор и сворачиваю на грунтовку, спускающуюся к пляжу. Прибой бьется о камни и ржавые бочки.

Помогаем Макару выбраться из коляски.

— Мне нужно пять минут на финальные расчеты, — хмуро говорит маг.

Киваю. Сбрасываю кроссовки и по щиколотку захожу в обжигающе-холодную воду. Не знаю зачем — привыкаю, наверное, к ощущению бытия на грани. Или просто ноги вспотели.

Как-то… суетливо и буднично все происходит. Но это ничего. Сейчас Макар проведет это иссечение тени, я стану Хранителем и молча поправлю все. Как всегда в минуты тревоги, тяну пальцы к тени. Она лежит у моих ног — темная, плотная, мощная. Она давно уже делает меня сильнее, вместе мы справляемся со всем… справимся и с Хтонью.

Вот только… кто из нас на самом деле справится? С кем? Как там говорила древняя друидка на Инис Мона? «В Глубинных снах каждый становится тем, что он есть, а не тем, что он о себе фантазирует. Контакт срывает маски — и остаётся только правда твоей природы». Я тогда покивала, словно эти проблемы тут могут возникнуть с кем угодно, но только не со мной… А какова, если по-честному, правда моей природы?

Я никого не убила своими руками — но что тому причиной, кроме авалонского браслета? Я управляла криминальным дном города и на войне тоже была. Насилие стало частью моей жизни, перестало вызывать какие-то эмоции. И Дайсон… страшно не то, что я его изувечила — он, допустим, заслужил — а то, что это меня не тронуло. И ведь потом я сделала в точности то же, что и он — «новые времена требуют гибких стратегий»; если никого не сдала корпорации с иглой в шее, то потому только, что этого от меня не хотели… «Даже не знаю, что в тебе смешнее — глупая вера, что добро должно победить, или убежденность, будто добро — это ты и есть!» Ученики сочли меня предательницей, и я великодушно простила их за это, не задумавшись — насколько это действительно так и есть.

С моря долетает порыв холодного ветра; обхватываю себя руками. Мы все, разумные любых рас, считаем себя хорошими; свои дурные поступки объясняем давлением обстоятельств, а дурные поступки других — порочной натурой.

Но что я на самом деле? Какова правда моей природы? Граница между мной и тенью — она вообще еще существует?

— Я готов, — почти беззвучно говорит Макар, бледный, как иней на мертвых листьях.

Вдалеке, пока на грани слышимости — шум моторов.

— Я… я не готова! Что, если… я не то, что я о себе думаю? И поэтому ничего-то на самом деле не исправлю? Что, если будет… как в Белозерске, Макар?

— Я не знаю, — голос у Макара — как плоская линия на кардиограмме. — Но у нас нет другого выхода, Соль.

— Это может оказаться ловушкой — не выходом! Я могу стать чудовищем… потому что я не знаю, что я есть.

Наверное, маг уже тоже слышит приближающиеся моторы. Но молчит. Сказать ему нечего.

Шик-блеск, погоня приближается, раненый Макар держится на голых морально-волевых — а меня накрыло экзистенциальным кризисом. Но я ведь и правда могу создать новую катастрофу вместо того, чтобы ликвидировать ту, которая есть сейчас.

И тут вмешивается Мотылек. Он подходит, берет мои холодные ладони в свои:

— Зато я знаю, что́ ты есть. В тебе нет ничего, кроме любви. Все твои ошибки, жестокости и проблемы — от ее избытка. Такова единственная правда твоей природы. Я всегда буду видеть тебя такой. Позволь мне только… видеть тебя всегда. Оставаться с тобой, где бы ты ни была — в этом мире или за его чертой.

Панически мотаю головой:

— Ты… ты не можешь уйти за мной в Хтонь, Мотя! Ты не такой, как я, в тебе нет… тени!

Эльф безмятежно улыбается:

— Твоей тени хватит на двоих. И моей любви хватит на двоих. Я здесь и сейчас клянусь, что буду вечно любить тебя душой и сердцем. Я буду твоей опорой по эту сторону и по иную, твоим вечным якорем, твоим домом в этом мире — сейчас и навсегда. Я отдаю себя тебе, и я твой.

Где-то