"Фантастика 2025-34". Компиляция. Книги 1-26 - Алиса Бодлер
Как и их северные соседи, «александрийцы» весь день разгружали дубовые брусья и доски. Буксировали их по морю. На берегу лямками растаскивали строевой лес. Складывали его в штабеля. Заодно и купались в теплой воде, спасаясь от неожиданной духоты, предвещающей грозу.
После полудня отдыхавшие после обеда карабинеры Эриванского полка, составлявшие главную силу Александрийского гарнизона, заметили на палубах кораблей какую-то суету. Матросы забегали по вантам. 60-пушечный фрегат «Варна», 24-пушечный корвет «Месемврия» и 7 купеческих судов завели верпы. Развернулись носом к открытому морю, стоило зарябить зеркальной поверхности сочинской бухты. Ветер усиливался.
Ближе к вечеру с юго-запада быстро надвинулась огромная свинцовая туча, заслонившая горизонт. С ее нижней кромки срывались зловещие жгуты. Смерчи! Унтер-офицер Рукевич насчитал подобных пятнадцать штук. Они неумолимо надвигались на берег — гигантские черные столбы, способные погубить все живое на своем пути. К счастью, они прошли справа и слева от рейда. Врубались в береговую линию, продвигались еще немного вперед и исчезали, как морские чудовища, бессильные на суше.
Море запенилось. Прибой резко увеличился. Каштаны, оставленные в крепости, чтобы дарить тенек в жаркий летний день, начали гнуться как тростинки. До испуганных солдат с рейда донесся свист такелажа. Пошел дождь, перешедший в ливень. «Торговцы» принялись избавляться от груза, как только осознали, что якоря не держат. Волны несли доски к берегу. Солдаты подхватывали их и веревками оттаскивали подальше от воды. Часть бревен относило южнее, но за ними никто не погнался. Всем было не до них.
Сброс строительного леса «купцов» не спас. У них начали лопаться якорные канаты. Отважные моряки развернули суда к берегу, приняв решение выбрасываться на берег. Выходило у них ловко. Ловили волну и мягко опускались на песок*. Кидали тросы солдатам. Те закрепляли их, как придется, не давая отхлынувшей волне утащить суда обратно в море. Истошно мычали быки на транспорте «Штиглиц», предназначенные для отряда Раевского, но так и недовезенные до Туапсе[2].
Гроза усилилась. Черное небо над кипящей поверхностью моря освещалось то и дело фиолетовыми вспышками и извилистыми белыми росчерками. В волны били молнии, как плети небесного погонщика, разгневанного упорством деревянных скорлупок.
Военные корабли продолжали бороться. Плехтовые и даглистовые якоря не справлялись. Сбросили дополнительные — той и бухтовый[3]. Помпы работали непрерывно, но уже не спасали. Водяные валы перекатывались вдоль и поперек фрегата. На корвете ударом водной стихии разбило гичку.
Назначенный командовать сводным десантом из моряков капитан 2-го ранга Антуан Рофшор прибыл на корвет «Месемврия» до разгула стихии. Капитан корвета Бутаков пригласил его на обед. Сейчас недавно пониженный в чине Антон Иосифович, как его называли на русский манер, проклинал ту минуту, когда принял предложение. Вернуться на берег у него не было никакой возможности.
— Что намерены делать, господин капитан-лейтенант? — с тревогой спросил он, вглядываясь в разгул стихии.
— Жду сигнала с фрегата, — ответил Бутаков. — Теряем глубину. Плехтовый якорь вытравили на 80 саженей. А даглист — всего на 45. Грунт — ил с песком.
— Дрейфуем к берегу?
— Выходит так.
Ближе к полуночи волнение усилилось. Корвет жестоко мотало. Лопнул штуртрос и румпелем ушибло шестерых матросов. Руль и румпель тут же были принайтовлены из-за получившего трещину рудер-писа.
— Нас сносит к югу в сторону Константиновского мыса! — крикнул капитану старший офицер лейтенант Зарин. — Лагерь уже не виден.
— Что фрегат⁈
— Подал сигнал: «Не можем держаться, уходим в море!»
Затрещал и с хлопком лопнул трос плехтового якоря.
— Рубите все якоря! Нужно развернуть корвет носом к берегу!
Выбора не было. Придется выбрасываться на берег. Сердце капитана тревожно сжалось. Имея на борту 182 человека экипажа, он нес ответственность за жизнь каждого. Многие ли из них переживут сегодняшнюю ночь?
В непроницаемой тьме, окутавшей берег, в воздух взвились две ракеты. Раздались пушечные выстрелы. Корабли сообщили о своей гибели. Так поняли в гарнизоне, в котором никто не решился отправиться спать. «Варну» и, особенно, «Месемврию» буря утащила прочь от лагеря. Туда, где их ждало новое испытание. Несложно было догадаться, что к месту кораблекрушений стекаются убыхи, влекомые жаждой крови и надеждой на богатую поживу.
* Во избежание упрёков за песок добавили эту сноску. Пляжи в районе Сочи двести лет назад не были галечными. Даже сто лет назад их вид сильно отличался от современного. Для более полной картины посмотрите пост в нашем блоге под названием «Песчаные пляжи Сочи».
Коста. Севастополь, 14 июня 1838 года.
Нет, меня точно приложило по голове кофель-нагелем, и я брежу. Кем меня посчитал прославленный адмирал? Начальником команды морских спасателей? Что значит «спаси моих моряков»⁈ Не нашли никого лучше в этакой толпе?
В кабинете адмирала, и вправду, было тесно. В глазах рябило от золотых эполет и шитья на высоких воротниках и обшлагах. Сплошь контр-адмиралы и каперанги. В это представительное собрание затесались совсем еще молодые, но такие узнаваемые Корнилов и Нахимов. Лица у всех были взволнованными. Явно, случилось нечто экстраординарное.
Лазарев хмыкнул, мгновенно считав мою растерянность, и решил меня добить окончательно.
— Ты, поручик, должен защитить мой флот!
Я закашлялся, поперхнувшись слюной. Сконфузился окончательно.
— Он не понимает, Михаил Петрович! — отлип от стенки старый знакомый, старина Эсмонт, который, насколько я слышал, командовал ныне Дунайской флотилией. Зачем он прибыл в Севастополь?
— Контр-адмирал тебя расхвалил, — кивнув на Эсмонта, молвил Лазарев. — Мол, ты на Кавказе как рыба в воде. Лучший лазутчик. Спаситель барона Торнау. Правду сказал?
— Не мне себе давать оценку, — ответил я, с трудом решившись раскрыть рот.
— Скромный, — снова хмыкнул адмирал. — Самуил Андреевич, введи его в курс дела.
Эсмонт откашлялся.
— Случилась большая трагедия, Константин Спиридонович! В ночь с 30 на 31 мая у берегов Кавказа разразилась невиданная буря. Много кораблей погибло. А также хороших моряков — матросов и офицеров.
Мне не составило труда придать лицу искреннее выражение сочувствия. Хоть мои отношения с черноморцами были подчас весьма непростыми, но дело они свое знали. И рисковали не меньше меня. Слова Эсмонта — тому подтверждение.
— Корабли и погибшие моряки — это полбеды. Корабли восстановим. Раненых вылечим. Мертвым воздадим почести. Настоящая беда пришла позже. Когда люди спасались, на них набросились горцы. И многие попали в плен.
В темном туннеле, в который меня закинули слова Лазарева, забрезжил лучик света. Я начал понимать, что от меня понадобилось прославленному флотоводцу.
— Флот — это не корабли!
