Фантастика 2025-39 - Екатерина Аникина
— Зачем зазря стрелы переводят? — стоящий подле меня Волков пожал плечами. — Итак же понятно, что не попадет ни одна, далеко слишком мы стоим.
— Надеются, что может какая-нибудь и долетит, — я не мог оторвать взгляд от начавших вонзаться в землю стрел. — Наша же каменюка долетела.
— Ох ты же, мать твою ети, — раздался сбоку возглас. Я резко повернулся в ту сторону, и тут же, нахмурившись, шагнул к бегающему вокруг одной из пушек наряду.
— Что там? — резко спросил, подходя поближе. Услышав мой голос, мужики замерли на месте, словно нашкодившие коты, которых хозяин застукал в тот самый момент, когда они вовсю использовали его тапки далеко не по назначению. — Что там? Мне палача кликнуть, чтобы он разговорил вас? — угроза подействовала, и плевать, что штатные палачи все остались в Москве. На этот счет я мог кого еще назначить на эту не престижную, но очень необходимую должность.
— Дык, вот, — и один из них отошел в сторону, и тут же, словно получив сигнал, весь остальной наряд разбежался, освобождая мне дорогу.
Трещина была некрасивая, рваная и сквозная. Как пушку не разорвало — опять осталось загадкой. Фактически, лишь металлические обручи, стягивающие ствол, остались неповрежденными, выдержав пороховой заряд, в отличие от самого ствола. Но меня больше интересовало совершенно другое.
— Как это вообще произошло? — процедил я, стискивая зубы. Вторая пушка за неделю! Это просто уму не постижимо! — Где Аристотель?
Все тут же принялись оглядываться, ища взглядами архитектора, но тот нашелся сам. Увидев нездоровое движение возле одной из его пушек, старый мастер тут же бросился ко мне.
— Что тут? Что произошло? Ответить, цесаре, молю, — и он сложил руки в молитвенном жесте. Я молча отошел в сторону и ткнул пальцем в пришедшую в негодность пищаль.
— Вот что, господин Фьорованте, видите, какой конфуз? И как это можно объяснить? Кстати, которая эта пушка, уже служившая верой и правдою, или новая, одна из тех, которые без моего ведома поперек батьки в пекло сунуть хотели недруги мои? — как всегда латынь приходила ко мне легко. Даже акцент, с которым я говорил, был довольно мягким. Ивана очень хорошо учили, и язык этот он знал прекрасно.
— Да что же это? — Аристотель обежал пушку, вцепился в волосы и рванул их, лишь только зашипев, когда в руках остались темные клочки. — Как же это? Ведь все, все было как надо! Я ведь проверял, я ведь… — внезапно он остановился, глядя перед собой. Встрепенувшись, после минутного зависания, он как заорет. — Федька! Федька! Иди ко мне!
По-русски Аристотель говорил плохо, и я не представлял, как он будет объясняться с упомянутым Федькой, который латынь совершенно точно не знал. Мне было так любопытно, что я стоял рядом, не собираясь уходить, чтобы насладиться невиданным зрелищем.
Федька подбежал очень быстро, и предано уставился на мастера.
— Чего, мастер? — и тут его взгляд упал на изувеченную пушку. Мальчишка нахмурился совсем по-взрослому и покачал головой. — От ить беда-то какая.
Фьорованти, тем временем, начал разыгрывать пантомиму. Он указал на пушку, затем сделал жест руками, словно скручивал что-то и снова ткнул пальцем в пушку.
— Был кто? — Федька наморщил лоб, явно не понимая, чего от него хочет добиться Аристотель. — Ну же, Федька, был?
— Кто был? Ты бы, мастер, попонятнее объяснялся, — и мальчишка развел руками. В ответ Аристотель рыкнул и шагнул к нему, а его руки не скрывали намерения придушить пацана.
— Хватит! — я выступил вперед, сложив руки на груди. — Так вы долго будете выяснять подробности. Скажите, господин Фьорованти, как так получилось, что, живя столько лет в Москве, вы так и не научились двух слов связать? Как вы с Яковом-то общались? Может быть этот кошмар связан с тем, что вы не смогли как следует объясниться?
— Нет, цесаре, нет, — Аристотель провел дрожащей рукой по лбу, вытирая пот. — Я волнуюсь. А когда я волнуюсь, то забываю все слова неродного мне языка.
— Успокойтесь, — в голосе ясно прозвучали повелительные нотки. Все-таки Иван мог, когда надо, командовать. — Так вас, глядишь, удар хватит, а мне вы нужны полным сил. Спрашивайте, что хотели спросить, я переведу.
— О, цесаре, — Аристотель на мгновение закрыл глаза руками, а затем выпрямился и задал интересующий его вопрос. — Спросите этого негодного мальчишку, был ли кто-нибудь в литейной, когда стержень все еще находился в кожухе?
Я повернулся к Федьке, который порядком струхнул, глядя на меня как кролик на удава. Переведя слова Аристотеля слово в слово, я добавил.
— Отвечай.
— Ух, как ловко получается у тебя, великий князь, как у толмача посольского, — пробормотал Федька, но быстро прикусил язык под моим пристальным взглядом и отрапортовал. — Не, не было, — он на мгновение задумался. — Правда, заходил пару раз боярин, чтобы посмотреть, как дела наши движутся, он такой… — он нахмурился, словно пытался вспомнить, что это был за боярин, но так и не смог. — Шапку он все на лоб натягивал, словно промерз.
— Имя боярина как? — мысли метались как белки в колесе, и приходили к одному и тому же выводу — это мог быть тот самый боярин, что бумагу, якобы мною составленную принес мастеру.
— Не знамо мне, — Федька сморщил нос, но потом покачал головой. — Он не назывался. Может думал, что мы такого важного и так знать должны.
— Возможно, — я обернулся к Аристотелю. — Надеюсь, что вы все поняли, что было сказано, и мне не нужно переводить, — он закивал, показывая, что все прекрасно понял. — Почему это произошло, вы уже знаете?
— Толщина металла получилась разной, — Аристотель сел рядом с пушкой и еще раз внимательно осмотрел повреждения. — Достаточно слегка стержень тронуть, чтобы так получилось, — добавил он, вставая. — А если не мастер тронул стержень, то сразу и внимания не обратит.
— Понятно, — очень сильно хотелось снять шлем, лоб чесался под ним просто невероятно, но нельзя. Надо хотя бы к шатру уйти, и там уже что-нибудь попинать. Надо же, диверсия при дворе Ивана третьего. Кто же Молодого так сильно ненавидит, что решился на такое? Кто? Зоя или Елена? Почему-то я совсем не сомневался, что это кто-то из них. Точнее, кто-то из доверенных бояр. — Эту — переплавить, — я указал на поврежденную пушку, отметив, что голос звучит глухо. — Продолжайте стрелять. Не частите, но и забыть
