Фантастика 2025-129 - Денис Старый
— Не признаётся, — развёл руками боец. — Прикажете с пристрастием узнать?
— Где он сейчас? Если можешь привести ко мне, то приводи! — со вздохом сожаления сказал я.
Никак мне не отдохнуть. Впрочем, нужно собрать все свои силы в кулак и набраться терпения. Отдыхать после того, что я уже сделал в отношении Кулагина, нельзя. Зря только яне взял никого из своей женской прислуги. Пара чашек крепкого кофе мне бы сейчас пригодились. А допускать кого-нибудь из персонала гостиницы я по известным причинам не хотел — плати не плати, а Кулагина-то они знают подольше, чем меня.
Буквально через десять минут напротив меня стоял обозлённый, с волчьим взглядом осунувшийся мужик. Он был почти седым, имел немало морщин, и это выглядело несколько неправильно на не столь старом лице.
— Кто таков? — спросил я.
Молчание было мне ответом, лишь только косого взгляда я удостоился от мужика. Я видел такие лица. Было дело, что брал в плен отчаявшегося сопротивляться противника, и вот тогда он на меня смотрел такими же глазами. Мол, готов на все пытки, могу умереть со свои убеждения, делай со мной, что хочешь!
Чаще всего эти люди уже очень быстро начинают и говорить, и сотрудничать, и выполнять все те поручения и просьбы, даже, порой, унизительные, чтобы только сохранить свою жизнь. Важно психологически пробудить этот самый инстинкт самосохранения. И тогда он из скалы и героя, сурового мужика делает опустошённого, готового угождать пленника.
Однако, как бы я ни говорил о том, что сейчас нахожусь на войне, это утверждение — всё же больше образ или метафора. На настоящей войне, когда ты в поле, на ленточке, там всё ясно. Сейчас же мне его личность была непонятна. Друг он или враг? Особенно непонятно было то, что лицо этого незнакомца казалось знакомым. Но такого же быть не может!
— Не желаете ли со мной поужинать? — спросил я, подумав сменить тактику в общении.
— Для начала, сударь, я хотел бы вас спросить: в каких вы отношениях с вице-губернатором Андреем Васильевичем Кулагиным? — удивил меня вопросом мой гость.
Не на эту тему хотел бы я поговорить с тем, чьего имени даже не знаю. Однако, уверен, что моё имя уже звучит во всём городе, а, возможно, уже и по всей губернии знают, как Кулагина оскорбили, так как некоторые свидетели и переносчики всякой информации, вероятно, быстро покинули город. Так что, наверняка, всё же вполне можно признаться.
— Я не питаю никаких особых чувств к Кулагину, разве что ненависть.
— Прошу простить мою некоторую неучтивость, сударь, но я не могу раскрыть вам своего имени. Не будете ли вы столь снисходительны и всё же не представитесь ли мне? — используя речевые обороты, явно не соответствующие и одежде, и в целом виду мужика, спрашивал меня мой гость.
— Своё имя я не намерен скрывать, — я встал перед ним прямо и представился, кивнув. — Алексей Петрович Шабарин.
Мне было удивительно наблюдать за изменениями в выражении лица моего собеседника. Вот он, только что бывший суровым, казавшимся неспособным на положительные эмоции человек, заплыл обезоруживающей улыбкой. Быстро взял себя в руки и натянул на лицо строгую мину, вместе с тем, мой гость начал меня более пристально рассматривать, будто узнал.
— Где моя дочь? — неожиданно, я даже немного вздрогнул, выкрикнул мужик.
В комнату сразу же забежали два бойца, но я отмахнулся, хотя те-то всё делали верно.
Я не сразу ответил. Пришлось немного посоображать, прежде чем я догадался, кто может быть передо мной. Сначала я даже подумал, что это вновь какой-то отголосок былых похождений реципиента, в тело которого я не так давно относительно попал. А потом я понял, кого мне напоминает этот мужчина.
— Вы — господин Садовой? — спросил я.
Мужчина встал со своего стула, сделал два шага назад, являя мне испуг.
— Скажите, где моя дочь, и я просто уйду, — сказал бывший архитектор.
— Так вы хотели убить именно Кулагина? — спросил я.
Тот промолчал. Но его слов уже больше было и не нужно. Ведь всё достаточно логично и понятно. И, может, было бы неплохо, чтобы задумка Садового удалась. Его схватили бы, и никаких подозрений в мою сторону не было бы. А уже после я мог бы с чуть большей уверенностью низвергать иных, менее деятельных и менее авторитетных воров в обличии чиновников Российской империи.
Но такие мысли — бесчестные. Я могу подставлять тех чиновников, в чьей вине уверен, если знаю доподлинно, что они люди гадкие, преступники. Но есть и хорошие люди, и важно, чтобы они не пострадали прямо или косвенно от такой моей деятельности. А то, что Садовой пострадал и сейчас вернулся с оружием в руках, для мести — для меня не преступление. Для меня это — справедливость и правда. После такой акции, как правило, никому добра не будет. Садового, возможно, даже и казнят (кстати, не знаю, есть ли сейчас в Российской империи смертная казнь). Ещё вновь не обретя отца, Маша вновь его потеряет. От этого икому добра не будет.
— Маша у меня, я ее сестрой назвал. Кулагина я ненавижу и презираю. Готов убить, но тогда, как это будет возможным, — сказал я и улыбнулся. — Будем вместе добиваться правды, господин архитектор!
Глава 4
Андрей Васильевич пребывал в необычайно скверном расположении духа. Оно-то и не мудрено. Такого скандала, который произошёл в ресторане «Морица», пока еще вице-губернатор не мог представить себе даже в самом жутком сне.
Но бесило не только то, что его выставили трусом и подорвали веру всех и каждого в его, вице-губернатора Кулагина, всесилие. Он вдруг осознал, что подобный метод социального и политического, может, и физического убийства вице-губернатора, то есть его, как просто прийти в ресторан и опозорить — более чем действенный. Вот так можно прийти и… Все, считай, что политический труп. Вот, чем ему сейчас отвечать Шабарину?
Первое, что пришло в голову вице-губернатору — самое настоящее убийство. Нужно срочно убрать Шабарина, и с этим, вроде бы как, все проблемы должны разрешиться. Но остатки здравомыслия всё-таки сопротивлялись подобному решению. Впрочем, эмоции начинали брать верх в сознании весьма хитрого и изворотливого Андрея Васильевича Кулагина, превратившегося сейчас хоть и в растерянного мечущегося, но все еще зверя, способного кусать.
— Борис, на тебя уповаю! Ты должен убить Шабарина, но сбежать, обязательно сбежать! — обращался Кулагин к одному из своих исполнителей по прозвищу Бэра.
Борис, сын Игната, по фамилии Матюшенко, опешил. Ещё никогда хозяин таким образом
