Фантастика 2025-51 - Антон Лагутин
— Но маска моя!
— Я и говорю: твоей маской. Её никто у тебя не забирает. Ты должна кое-что уяснить, Инга…
— Что?
— Пока мы не покончим с «Труперсами» твои вещи принадлежат нашему братству. Пока ты не отработаешь свой долг, я буду использовать ТВОИ вещи и ТВОЙ дар.
Снова всё повторяется. Снова я слышу эту хуйню про отработку. Я проклят. Моё тело, моя душа, мой разум были созданы для вечного рабства. Для вечного обрабатывания гребанных долгов.
Так жить нельзя.
Так нельзя жить никому!
Борис спрашивает меня:
— Ты чем-то недовольна?
Он улыбается. Ублюдок сидит с довольной рожей, прекрасно понимая, что поимел меня.
Меня все поимели.
Имеют и имеют!
Мимо нас проходят мужчины и женщины с лицами изуродованными шрамами. Они подходят к нам. Встают по обе стороны и заказывают местное пойло. Кто-то постукивает кудрявого по плечу, а кто-то смотрит на меня с подозрением, с желанием поиметь где-нибудь за углом.
Мы с кудрявым сидим на деревянных стульях напротив друг друга, глядя друг другу в глаза. Мой стакан успел опустеть, а голова продолжала наполняться всяким дерьмом, мешающим мне думать рационально. Я думаю… думаю… Но меня обуревают нерациональные мысли. Мне хочется врезать кудрявому в грудь. Засадить кулаком прямиком в заживающую дыру, оставленную грязным кабаньим клыком. Мне хочется заставить кудрявого извиняться передо мной на коленях, сплёвывая на пол кровь. Хочу, чтобы он кряхтел, задыхался и молил меня о пощаде. Но он профессионал, ни одна деталь от него не ускользнёт.
— Может, ты еще хочешь выпить? — спрашивает кудрявый.
— Может…
Молчаливый бармен, обладающий отменным слухом, тут же поворачивается к нам спиной и медленно ковыляет к огромной деревянной бочке. Зашуршала тонкая струйка бухлишка. И вот, спустя каких-то несколько секунд передо мной стоит глиняная кружка. Полная, с пенкой.
Ну как тут можно злиться? Что такого сделал мне этот измученный жизнью седовласый мужчина?
Именно!
Ни
Ху
Я
Отпиваю пол кружки и спрашиваю:
— Ты поможешь мне найти «Кровокожих»?
— Если ты выживешь, мы найдём всех, кто перешёл тебе дорогу.
Звучит гордо. Особенно, когда он запускает свою пятерню в свои седые кудри и говорит:
— Всех! Даю слово Бориса! — и хлопает ладонью по столу с такой силой, что моя кружка опрокидывается на бок, а его лицо кривится от боли.
— Еще одну кружку нашей боевой подруге! — кричит Борис на весь этот пивной зал, где продохнуть нечем.
Все те, кто спокойно сидели, общались, курили, пили, ожесточённо о чём-то усирались между собой, соревновались у кого сильней рука, все те, кто мерили толщину доспеха своего товарища, вдруг обернулись, уставившись на меня. Опьянённые глазёнки кудрявого медленно бегут по головам остолбеневшей толпы. Образовалась тишина, которой он именно и добивался.
— Это крохотное создание, — тут он указывает на меня рукой, — наше секретное оружие. Прошу всех запомнить её имя: Инга. И Инга — наша новая сестра!
О Господи. Начинается. Зачем? Я просто хочу найти ту суку, отыскать эту грязную дрянь, что посмела обозвать меня паразитом!
Кудрявый говорит:
— Инга поможет нам одержать победу над кровожадными «Труперсами»!
Запах пота и алкоголя стал тяжелее и гуще, стелясь по помещению как туман. Толпа взорвалась, загудела громче сирены скорой помощи. И когда я чуть привыкаю к вою, когда сотни мужских и женских голосов синхронизируются, я слышу имя. Я слышу своё имя. Они все кричат: Инга. Моё имя раздавалось из каждого угла.
Моё имя зависло под потолком. Я — рок звезда местного разлива. Мама могла бы гордиться мною. Пройдёт время, и плакаты с моим лицом будут украшать каждую стену этой душной забегаловки. На каждом деревенском столбе, в комнате каждого ребёнка. Моё имя будут знать даже собаки. Каждая тёлка захочет иметь от меня ребёнка… А вот тут-то облом…
Нужно притормозить, а то слишком много вкусного, а самое главное — доступного пойла. Так и спиться не составит особого труда.
Бармен быстро обновляет мою кружку. Делаю очередной глоток. Ставлю кружку и ловлю взгляд Бориса. Мне нужны детали.
— Что я должна сделать? — спрашиваю я. — И когда выдвигаемся на поиски «Труперсов»?
Кудрявый усмехнулся. Начал растягиваться в довольной ухмылке, хотел засмеяться, но не смог. Застыв с болезненной улыбкой на лице, он хватается за грудь, а потом весь кривится. Свежая рана не даёт ему покоя.
— Какая ты не терпеливая девчонка, — прохрипел мужчина. — Потерпи, всему своё время. Вначале надо поработать.
— Что?
— Вернее, отработать свой косяк! Пока не отрабо…
Отработаешь косяк? Я верно услышал или мне послышалось? Что еще за косяк, бля?
— Какой еще «косяк»?
— Ваша выходка с освобождением крыс нам дорого обошлась. Я еще могу закрыть глаза на финансовые потери. Это пустяк. Но был утерян самый главный ресурс — время. Мы потеряли драгоценное время. И не надо делать вид, что ты не причем! Или ты хочешь сказать мне, что пацан сам догадался: где взять ключи, как найти нужную комнату? А клетки! Он бы в жизни не управился бы в одиночку с таким количеством клеток так быстро.
— Я…
— Даже не пытайся! Я более чем уверен, что всё это время, пока он рушил наши труды, ты была рядом и руководила процессом. Командовала крысами, как бы безумно это не звучало.
— Тут ты прав, я была очень близко.
— Твоего дружка следует вздёрнуть за содеянное, а еще лучше — «Труперсам» выдать. Но у нас у самих рук не хватает. Времена нынче неспокойные. Каждый человек на счету.
Кудрявый подмигивает бармену. Тот, недолго думая, выудил из-под стола графин. Рядом нарисовалась рюмка, которая быстра наполнилась бурой жидкость. Кудрявый взял рюмку. Залил глотку. Его лицо перекосило сильнее, чем от боли в груди. Он даже прослезился, но запить или занюхать даже и не думал. Отерев выступившие капли пота на лбу, он говорит:
— Какое гадкое лекарство.
Он растопыривает ноздри, делает глубокий вдох. Грудь быстро надувается. И на его лице вырисовывается улыбка. Он не дергается от боли, не корчиться в агонии мук. Нет. Он здоров, с ним все в порядке. Боль ушла.
— Так вот, — продолжает он. — Ты поможешь своему дружку закончить доспех. Мой доспех. И как раз начнёшь привыкать к запаху.
— К запаху чего?
— Я не правильно выразился. Начнёшь привыкать к вони. Удушающей, выворачивающей на изнанку вони!
Я уже давно привык к любой вони. Я
