"Фантастика 2025-65". Компиляция. Книги 1-29 - Виталий Свадьбин
Весна 1951-ый год. Москва. «Дело врачей».
При расследовании «Ленинградского дела», всплыла информация о врачах. Как я понял из доклада от МГБ, медиков обвиняли в неправильном лечении и отравлении партийных руководителей высокого ранга. Дополнительно возникло «Дело Еврейского антифашистского комитета». А началось всё с писем в ЦК от Лидии Тимашук, которая в обращениях утверждала, что Жданова лечили неправильно, чуть ли не травили специально. Я поручил следственному отделу у Судоплатова, имелся в КГО такой, разобраться. Если происходит навет на врачей еврейской национальности, то наказать виновных. Судоплатов собрал комиссию только из своих сотрудников и поручил им разобраться во всём. Лидию Тимашук арестовали тайно, привезли в подвал Арсенала, имелись там комнаты для задержанных. Женщина была напуганы до жути, потому ничего не скрывала. В показаниях она указала, что перед смертью Жданова ставила диагноз инфаркта миокарда, однако Егоров, Виноградов и Майоров заставили её переписать заключение и назначили лечение, которое совсем не подходило для данного заболевания. Все эти врачи относились к Кремлёвским, встал вопрос «а не целенаправленные ли действия врачей». Люди Судоплатова по-тихому задержали моего личного врача Виноградова, начальника Лечсанупра Кремля Егорова. Лечсанупр, лечебное санитарное управление, не подчинялся Минздраву, а находился в подчинении МГБ. Я задумался. В 21-ом веке ходила в интернете болтовня, что Сталина медленно травили. Возможно, это и неправда, сейчас никак не проверишь. На допросах Виноградов и Егоров показали, что на основании ЭКГ, то есть электрокардиограммы, диагноз инфаркт ставить нельзя. На лицо врачебная ошибка. И что мне с этим делать? К Виноградову у меня по сути вопросов не было. Сейчас моё здоровье, как у молодого бычка. Никаких таблеток не пью. Пришла шальная мысль. А не проделки ли Берия, сразу после войны, чтобы подняться во власти? Я постарался отмахнуться от таких мыслей. Берия мне нужен в атомной и ракетной программе. Я велел Судоплатову копать дальше. Он дал отмашку своим следователям. Арестов врачей пока не было, однако мелькала фамилия старшего следователя Следственной части по особо важным делам МГБ СССР Рюмина Михаила Дмитриевича. Рюмина ночью задержали и привезли в Арсенал, в Кремле. Там он под «сывороткой правды» выложил такое, что лучше бы молчал или взял бы да застрелился. Оказывается «Дело врачей» начали раскручивать давно, примерно в конце войны, в рамках борьбы о «сионистском заговоре». Цель стояла пошатнуть положение Микояна, Молотова, Ворошилова и Кагановича. В 1948-ом году чуть ли не по прямому приказу Сталина планировалось убийство театрального режиссёра и педагога Соломона Михоэлса[226]. Дело поручено Лаврентию Фомичу Цанава, другу Берия, в прошлом 1-ому министру госбезопасности Белорусской ССР, а ныне начальнику УМГБ в Белорусском АО, так как произошли изменения в организации состава СССР. Однако Цанава не рискнул убить режиссёра, так как Сталин повёл себя странно. Начались чистки в органах, а Берия полностью ушел в политическую и хозяйственную работу. Взяли по-тихому Цанава, тайно привезли в Москву, поселили в подвале Арсенала, в Кремле. Я-то знаю, что не отдавал приказа ликвидировать режиссёра, но понятия не имею, что до меня мог приказать или пожелать сам Сталин. Я решил лично поговорить с Цанава, до того, как его начнут раскручивать с применением «сыворотки правды». Цанаву пристегнули наручниками в комнате к спинке кровати, камера в подвале Арсенала больше походила на жилую комнату, только без окон. Я сел возле стола и несколько минут смотрел в глаза Цанава. Интересный момент, попав в тело Сталина, примерно через год я стал замечать, что чувствую, когда люди лгут мне. Может мне передалось способность самого Сталина? Не знаю, но чувствую в виде беспокойства.
— Рассказывай, — приказал я Цанаве.
— Что рассказывать, товарищ Сталин? — хрипло спросил задержанный.
— Всё, с самого начала работы с Берией. Не пытайся лгать, ложь я чувствую. Обманешь меня, будешь желать смерти, как избавление от того, что я тебе приготовлю, — произнёс я без угроз.
И Цанава заговорил. Скорей всего настоящий Сталин знал всё, ну или почти всё. Берия покрывал преступления Цанава, в том числе случаи с изнасилованием девушек. Замешан в этом один из заместителей Абакумова генерал-лейтенант Огольцов Сергей Иванович. Я слушал Цанава почти три часа. С каждым словом настроение у меня падало ниже плинтуса. Страшные вещи творились во времена репрессий до войны. Людей сажали и расстреливали, а счёт шёл на десятки тысяч. При чём Сталин о многих делах был информирован, но ничего не попытался исправить. И что мне делать с такими знаниями? Не зря говорят «многие знания — многие печали». Я вышел из комнаты-камеры с Цанава опустошённым, поднялся в кабинет Судоплатова, он тут же встал при моём появлении. Я махнул рукой, показывая, чтобы он сел на своё место, сам я присел на стул возле стола Судоплатова.
— Павел Анатольевич, мы все в своей жизни совершаем ошибки. Важно, чтобы хватило ума исправить эти ошибки и в будущем не совершать их. Репрессии довоенного периода тёмное пятно в истории нашего народа. Но если мы обосрались, не значит, что грязные подштанники надо вывесить на верёвку на обозрение всем. Потому я думаю, что у Цанава слабое сердце, пусть он умрёт где-нибудь, но не в твоём подвале. Да, такое же слабое сердце у Огольцова, одного из заместителей Абакумова. С Абакумовым я сам поговорю, чтобы не поднимал шум по поводу своих сотрудников, — высказавшись, я посмотрел на Судоплатова.
— Я понял, товарищ Сталин, — коротко ответил начальник КГО.
Через несколько дней в газетах напечатали некролог о безвременной кончине от внезапной остановки сердца у Цанава и Огольцова[227]. Дело врачей прекратили, всех кого задержали отпустили на свободу, но материалы дела остались в архиве КГО. Министру здравоохранения Ковригиной, с 1950-го года она заняла пост министра, поставили задачу провести аттестацию врачей по списку, всех тех, кто проходил по
