Фантастика 20254-131 - Константин Викторович Плешаков

открывает глаза и так спокойно говорит: «Не то. Алеша был нужен. А от твоей работы у меня ноги отнимаются». Я чуть рассудка не лишился. Святогор улыбнулся слабо и говорит: «Не казни себя. Нет твоей вины в том. Связался я с Силой, которая велика слишком оказалась. Хотел расковаться, но не получается. Только конец ближе. Стой рядом и ничего не бойся, а я до пояса уже неживой». «Да как же это?» — Я-то плачу. А Святогор: «Во вред пошел меч мой в твоей руке. Силы не имеешь. А знающим людям передай: зло на свободе; далеко ходил за ним Святогор, да обратно не сумел сумочку донести». «Какую сумочку?» — спрашиваю. «Все на вас остается», — только и прошелестел Святогор губами и окаменел. Я к нему бросился, а он уже не дышит. Стал я на колени и плачу. Слышу — конь чей-то бешено несется, загнанный конь, не жилец уже. Распахивается дверь, влетает Алеша, к Святогору бросается. Потом на меня посмотрел. «Рассказывай, — говорит, — Илья, как все было». Рассказал я ему. Заплакал и Алеша. Эх, говорит, не жалел я коня, себя не жалел, да все равно не успел.

Просидели мы ночь подле Святогора, а утром Алеша говорит: нельзя Святогора хоронить. Вышли мы на поляну, Алеша постоял долго, потом отер пот и говорит: «Все, больше сюда никто не зайдет, и ты, Илья, не заходи. Поднял я Силу Святогора, и теперь она его хранит лучше всякого камня».

Я ему — да объясни ты мне толком все! А он: не одолел Святогор Силы, которую нашел, а теперь пускай Сила эта подле него остается и к другому не переходит. «А сумочка-то что?» — говорю. Алеша только рукой махнул: «Не обижайся, Илья, говорит, только не поймешь ты, потому что Силой не обладаешь». «Волхв его кончил?» — спрашиваю, потому что за Волхвом мы уже и тогда гонялись. А Алеша так странно на меня посмотрел и говорит: «Святогор дальше Волхва пошел, а Волхв нам с тобой остается».

Ничего-то я не понял, поклонились мы Святогору в ноги и уехали. И все-таки, я думаю, большая справедливость есть в том, что именно Алеша Волхва по- Отомстил за Святогора Волхву хотя бы, если Волхва мы дотянуться не можем.

Такие вот мысли у меня были, покуда я в Киеве сидел, и все думал о Святогоре, и иногда даже слезу смахивал.

А потом случился пожар.

Проснулся я среди ночи от запаха, которого в городе пуще всего боюсь: горящего дерева. Вскочил, оделся, а за окнами уже полыхает все. Еле ушел я на Бурейке, времени не было никому помогать, потому что огонь отрезал уж меня. Конь не хотел в огонь бросаться, прыгнул чуть не до небес, перескочил.

Едва не весь Киев выгорел в ту ночь, княжеский дворец занялся, еле погасили.

Если и не может чего-то сделать богатырь, так это пожара остановить. Крики, стоны, из огня ночью-то не очень и выберешься спросонок, а там еще дети малые… Много я видел, но такой жути — нет, пожалуй. Поле боевое — это привычно, знали люди, на что шли. А тут, когда город сгорает, и потом стоишь на пригорочке — и пепел на снегу, да зола, да бревна еще дымятся, да печи кирпичные остались, а местами и развалились от жара…

Зима. Народ раздет, разут, выскочили, в чем были. Плачут: как жить дальше будем, живые, не лучше ли мертвым?.. Но мертвым все же не лучше… Помог здесь князь Ярослав, поскреб казну свою. Но много людей полегло от холода и ожогов. А ожоги — хуже раны любой: пожар кончился уже, а человек все еще горит заживо… Подозрителен мне пожар тот показался. Чтобы зимой Киев спалить — тут умысел нужен, я так думаю. И решил я, что Святополк это наслал нелюдей. «Со Святополком надо кончать», — снова подумал я.

Вернулись в Киев к весне Добрыня с Алешей. Киев стоял еще в пепле, и страшен был вид города с зеленых холмов… Но уже отстраивались люди, помогал им князь Ярослав. Какое-то время после пожара он был действительно князем. А потом началась весенняя охота да рыбная ловля, а Ярослав Владимирович был к ним сильно пристрастен, и все пошло своим ходом. Горожане со слезами обживали пепелище, князь развлекался.

Мы сказали ему, что без злого умысла в пожаре не обошлось. «Погодите, навалимся на Святополка…» — обещал князь и норовил вырваться из города на забаву.

Добрыня нахмурился, сказал: «Без Волхвовьих последышей не обошлось. Не одного Святополка здесь рука. Жалко, не стал ты, Илья, после пожара угли ворошить. Теперь ищи ветра в поле».

Стали мы приглядываться. И — дождались. Явился однажды на княжий двор Сильный один, печерским кудесником себя называл. И стал говорить всем и каждому: было ему откровение — надо-де князю Ярославу со Святополком замириться. И до князя дошел, и заколебался князь. «Брат, — говорит, — Святополк мне. Велика Русская земля, места на всех хватит». Но Добрыня с Алешей, князя не спрашивая, взяли кудесника под белы руки у крыльца и со двора повели — разговорить кудесника. Тот вырываться, и Перуна, и нового Бога поминал, смертью стращал, заговоренный я, кричит. Тут стрела просвистела и в сердце заговоренному кудеснику попала. Кто стрелял? А стрелял воин из Ярославовой дружины, Кудим. «Я, — говорит, — Давно хотел змею эту порешить, да раньше боялся. А тут вижу — спасут меня богатыри от гнева княжеского».

Засомневались Добрыня с Алешей, но что ты сделаешь? Кудим божится, заступы просит. Выговорили у князя прощение ему, но сами его приметили.

Да, раздели печерского кудесника, в платье покопались и нашли рожок махонький, в полу зашитый — как от козленочка серебряного. Не видали мы такого прежде, да по всему видно — Волхвовий слуга, любит Волхв людей своих такими знаками наделять.

Решили мы за Кудима взяться: подозрительна показалась нам меткость его. Не для того ли стрелял, чтоб кудесника мы не разговорили? Ну да до Кудима руки не дошли. На другое утро гонец прискакал.

Утро это застало нас во дворце. Будый прибежал:

— Король Болеслав на Буге стоит! И степняки с ним! Война! Где князь?

— Найдем, — пообещал я.

Никто не знал, куда исчез Ярослав. По своему обыкновению, наскучив опекой ближних, молодой хитрец удрал из дворца еще затемно. Я-то знал: рыбу удит радостно в месте своем любимом, на Днепре, на ямах.

Понеслись к Днепру. И точно — под ракитой сидит князь, с надеждой в воду всматривается.