Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев
Лобов-младший оторопело посмотрел на отца и его приятеля, понял, что это вовсе-то и не шутка. Старший Лобов решил не откладывать в долгий ящик вопрос о свадьбе своего наследника и, пообщавшись с горячо любимой супругой, решил, что лучшей невестой для Алексея станет именно дочь его друга. А тот тоже не был намерен противиться этому, да и Стефания его была рада породниться с одним из влиятельнейших вельмож империи. Мнения детей при этом, в общем, было вторично.
Молодой человек судорожно одним глотком влил в себя содержимое бокала, совершенно забыв про запреты врача, и на негнущихся ногах отправился к своей наречённой. Алкоголь оказал на него неожиданное действие — его язык начал немилосердно заплетаться. Так что перед своей невестой он предстал прямо-таки во всей красе — с опухшим лицом, покачиваясь от волнения, да ещё и бормоча и заикаясь.
Та, тоже красотой и грацией отнюдь не блистала — выглядела словно марионетка, сбежавшая от своего кукловода. Неуверенная походка, воспалённые глаза, гримасы, то и дело искажающие лицо, внушили новоявленному жениху огромную грусть. Разговор не завязывался, и Алексей решил пригласить девушку на менуэт[12], надеясь, что танец как-то облегчит их общение.
Однако получилось ещё хуже — партнёры несколько раз наступали друг другу на ноги, а потом Алексей неловким движениям едва не оторвал девушке длинный подол платья. Та еле слышно прошипела ему что-то гневное по-польски, и Лобов-младший не нашёл ничего лучшего, чем сразу после танца откланяться.
В растерянности он побрёл к выходу из зала, но его неожиданно остановил император. Ловко приобнял растерянного молодого человека, он повлёк его в комнату, предназначенную для собственного отдыха, и сразу огорошил Лобова вопросом:
— Алексей Артемьевич, Вам нехорошо? Я слышал, что Вы ушиблись… Сидите-сидите, сейчас доктор Бураков Вас осмотрит.
Тотчас же к нему подошёл сухощавый врач с лучистыми улыбчивыми глазами и произвёл быстрый осмотр.
— Ваше Величество, опасности для жизни нет, но отдых был бы весьма рекомендован. Вы слишком рано, молодой человек, начали проявлять активность.
— Спасибо, Лазарь Александрович, я прослежу за ним! — благодарно кивнул ему император. — Что же Вы так, Алексей Артемьевич? Прапорщик Сеславин каялся, что не ожидал, что Вы так удар пропустите, он же известный силач…
— Да, Павел Петрович! Сам не ожидал! Я с девушкой познакомился. Зоей её звали. Я уж искал её, искал, никак не выходило. А здесь, вроде как, увидел её… И словно солнышко зажглось! — косноязычно принялся объяснять ему Лобов.
— Ну, коли дело такое, испейте-ка со мной сбитня! Он без вина́, Вам не повредит, а скорее напротив. А на балу меня немного обождут!
Так слово за слово, язык Алексея развязался, и он, как есть, рассказал государю о милой баварской крестьянке, о том интересе, который он к ней почувствовал. А вот Зою почему-то найти у него и не вышло. Странно — имя-то редкое! А отец решил его женить, на какой-то кукле французской! А он ещё и опозорился…
Император слушал его внимательно, кивал, вздыхал тяжело, и иногда даже не верилось, что перед ним его ровесник, а не умудрённый опытом старец. Успокоив молодого человека, приведя его снова в нормальное состояние, он вернул его уже заволновавшемуся отцу, а себя столь же напрягшемуся обществу.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Две недели шли испытания новых орудий. Алексей безвылазно сидел на опытовом стрельбище и наблюдал за своими пушками. Они показали себя просто великолепно: изнашивались значительно медленнее обычных, а точность стрельбы сохраняли в несколько раз дольше. Стоимость их выходи́ла существенно ниже — благодаря тому, что брака при отливке стал значительно меньше, а если принять во внимание их надёжность и долговечность, то новые орудия давали поистине потрясающую экономию.
На последний этап испытаний прибыли не только Мелиссино и Ярцов, но и сам Иван Эйлер. А завершающим аккордом стал визит самого́ императора. Павел с больши́м удовольствием осмотрел орудия, изучил отчёт об испытаниях и велел отстреливать их уже до полного разрушения с целью установить итоговую надёжность пушек.
Крепко обнял героя дня, поздравил его и спросил о пожеланиях. Алексей же хлопотал только о своих заводских мастеровых, твердя, что замечательная идея, лежащая в основе этого проекта — охлаждение отливки изнутри, с помощью сердечника, насыщенного трубками с водой, принадлежит отцу и сыну Кузовковым. И просил наградить именно своих мастеров, чьи мысли и труды позволили проекту состояться.
Павел внимательно посмотрел на молодого металлурга, задумчиво кивнул и пригласил всех на торжественный приём, который состоялся через два дня. Алексей был очень обеспокоен возвращением в свет, ибо он прикрывался своими делами от обязанности заключить союз с откровенно пугающей его Софьей Коссовской. Расфуфыренная злобно ругающаяся кукла настолько контрастировала в его сознании с образом прекрасной Зои на святочном маскараде, что он испытал почти буквальную боль от необходимости исполнить волю горячо любимого отца.
Но отказаться от такого высочайшего признания своих заслуг и работы мастеровых Лобов-младший не мог. Так что, отправился он в столицу как на плаху, готовясь принять неизбежное. Но дома отец его ни словом не обмолвился о необходимости заключить брачный союз, а на прямые вопросы сына только загадочно улыбался.
Награждение вторым уже Святым Владимиром Алексей воспринял без каких-либо волнений, предчувствуя дополнительные проблемы — ну, не может же его женитьба просто отмениться! И оказался прав. Но вот теперь вместо его отца в качестве свата выступил сам государь.
Отвёл его с улыбкой в сторонку, и пожелал, чтобы он в его кабинете пообщался со своей суженой. На ужас в глазах Алексея отреагировал широкой улыбкой, показавшейся молодому человеку хищной:
— Вы, Алексей Артемьевич, сами своего счастья не ведаете! Идите уже, а то Софья Маврикиевна там в полном непонимании сидит, извелась, небось!
Как на верную смерть шёл Алёша. Коссовская действительно устала от столь длительного одиночества и восприняла гостя как очередного слугу, принёсшего ей напитки или кушанья. Стоя спиной, она демонстративно ткнула пальчиком на угловой столик и мелодично сказала:
— Поставьте туда! — в её голосе уже не было столь резкого польского акцента, говорила она по-русски совершенно чисто, да тон был вполне
