Варлорд. Политика войны - Николай Соболев
Все были настолько увлечены матчем, что мы в полном обалдении просто проехали мимо, на всякий случай помахав руками. На нас обернулось три или четыре человека, но форвард проскочил вперед, болельщики взревели, и про нас мгновенно забыли.
— Мать моя женщина, они что, не воюют? — только и выдавил я.
— Это обычные солдаты, — объяснил Фелипе. — Не африканцы, не коммунисты, линейные полки, что им вся эта политика…
— С обоих сторон?
— Ну да. Кого офицеры увели к генералам — те за мятежников, кого удержали — те за правительство, а так война им до лампочки.
Ну хоть на окраине Фуэнте-Обехуна нас остановили на блок-посту, но даже не проверили документы, несмотря на мою опухшую и забинтованную рожу. Капрал просто показал рукой по улице в сторону маленькой площади и добавил:
— Штаб в доме с красивыми балконами.
Ларри довел машину, притер ее к стене, чтобы оставить проезд, на ступеньках нам сонно отсалютовал часовой, а в большой комнате, уронив голову на развернутую на столе газету, спал лейтенант.
Услышав наши шаги, он встрепенулся, зачем-то напялил фуражку и недружелюбно уставился на три наши крайне подозрительные рожи — драные, грязные, щетинистые.
— Что вам?
— Я капитан Кортизо, — представился Фелипе, — бомбардировочная эскадрилья «Астурия», нас сбили, где штаб бригады?
— А это что за оборванцы? — офицер брезгливо мотнул подбородком в нашу сторону.
— Из моего экипажа, мы прыгали с парашютами.
— Да? Что-то я ничего не видел, и мне никто не докладывал.
— Мы прыгали за линией фронта и вышли сюда, угнав машину.
— А документы у вас есть?
— Нет, мы летаем на задания без документов, — начал звереть Фелипе.
— Тогда идите-ка отсюда подобру-поздорову, — лейтенант сделал жест «Вон!» и отвернулся.
Ларри с утробным рычанием вытащил свой кольт:
— Где штаб, скотина?
— Спокойно, спокойно! — выставил вперед руки офицер. — Он в Пеньярроя, пятнадцать километров отсюда.
Уже у машины мы услышали через окно, как лейтенант куда-то названивает.
В Пеньярроя нас встречали — блок-пост с пулеметом и штабная «Испано-сюиза», возле которой стоял невысокий комиссар в синем берете и в кожанке, несмотря на теплую погоду. Кроме кобуры с непременным Star B, у него на груди болтался бинокль, а сбоку — командирский планшет.
— Руки вверх!
— Товарищи, мы летчики, — попытался объясниться Кортизо, — наш самолет сбили, мы вышли через линию фронта…
Комиссар неприязненно перебил его:
— То есть вы пришли от фашистов?
— Нас подбили, до фронта не дотянули…
— Арестовать всех троих, — распорядился комиссар. — Обыскать, посадить под замок и приставить караул.
Нас затолкали в подвал алькальдии, куда едва-едва проникал свет из щели под самым потолком. На полу — слежавшиеся охапки сена, вокруг — разбитые ящики, два сломанных стула, недоплетенные корзины и другое барахло.
— Этому идиоту еще придет в голову расстрелять нас, — пробурчал Кортизо, устраиваясь на сене.
— Не нагоняй тоску, выберемся, — Ларри пробовал обломки стульев на прочность.
Блин, неужели эпопея закончится в затхлом подвале, как и началась? Я привалился к стене, устроился поудобнее и взялся подводить итоги, глядя на пляску пылинок в сероватом луче света.
Много ли я успел?
Во всяком случае, «Кондору» мы вломили. А еще не случилось невмешательства — Англия с ним осталась в одиночестве против США, Франции, Италии, Германии и СССР. Кто преследовал свои политические цели, кто зарабатывал бабки, но в любом случае, у Народной армии были оружие, боеприпасы и техника.
Большую часть поставок везли морем, и это тоже наша заслуга — после разгрома Эль-Ферроля с флотом у мятежников швах, не помогали даже итальянские и немецкие корабли, особенно после утопления крейсера «Лейпциг» эскадрильей «неизвестных самолетов».
Я не очень интересовался республиканским террором и потому не мог сравнить нынешнюю ситуацию с вариантом из моей истории. Но из-за быстрого разгрома националистов на севере не случилось наступления Молы и «пятой колонны», а действия «шестой» были не слишком эффективны. По общему впечатлению, ответные репрессии не достигли большого размаха. И уж точно сложилось гораздо более спокойное отношение к церковникам, во всяком случае, на севере.
Техника моя показала себя во всей красе, но главное, что лицензии, документации и просто идеи о будущих путях развития уходили в СССР. Теперь там нет многотысячных армад «виккерсов» Т-26, зато есть «кобры», радары, «Овьедо-1» и разработки на его базе. И понимание, что когда появятся «Овьедо-2, 3, 4» и так далее, с противоснарядной броней и серьезными пушками, из старых танков можно понаделать САУ, ЗСУ, тягачей, бронетранспортеров. А уж тактику колонны Махно и Дуррути в Москве изучали подробно, это я знал от Триандафиллова, Калиновского и советников. Если уж это Советскому Союзу не поможет, то я и не знаю, что еще можно сделать — никакой «тайный советник вождя» тем более не справится.
Но самое главное — это люди. И с дисциплиной у анархистов получше, и понимания, как надо воевать, побольше, и Дуррути жив. Безумно жалко Нестора Ивановича, но он точно прожил года на два-три больше, и я готов поклясться, что это совсем не худшие его годы.
Так что даже если меня расстреляют, во что я никак не хотел верить, Республика все равно победит — у нее есть командиры, люди, высокий моральный дух и оружие. А мятежники, наоборот, лишились своих лучших руководителей, несколько раз с размаху сели в лужу, да еще итальянцы с немцами выхватили по морде. Нет, точно Республика победит!
На улице гуднула машина, вскоре на первом этаже протопали башмаки или сапоги, отчего из досок перекрытия на наши головы посыпалась пыль и труха. Голоса сверху доносились глухо, сперва спокойно, но с каждой минутой все более и более раздраженно. Наконец, дошло до неразборчивых криков — судя по всему, приехало большое начальство. Под этот шум Ларри доломал стулья и выдал каждому по куску ножки. Получились крепкие палки с острыми отщепами —
