Варлорд. Политика войны - Николай Соболев
Вот эту самую тактику мы и придумывали.
— Силы и средства противника мы примерно знаем, теперь вопрос — как они будут действовать?
Термен молчал, советские задумались, а Сева, потеребив подбородок, выдал:
— Ну, я для начала разбил бы всю армаду на три-четыре группы, так управляться проще. И провел налет с нескольких сторон.
— Откуда именно?
— Самолетов много, jefe, нужен быстрый взлет, следовательно, надо смотреть, где вокруг есть не грунтовые, а твердые полосы.
— Панчо?
— Корунья, Леон и Бургос.
— Леон это хреново, слишком близко… Минут за двадцать долетят…
— Значит, надо выдвигать станции как можно дальше, — решительно отрубил Сева.
Как ни боялся я ставить РЛС почти на передовую, а иного выхода не было — три мобильных на угрожаемые направления, а базовая станция в Йанере, бившая по заверениям Термена уже на пятьдесят километров, отследит подходы с моря.
Когда начали обсуждать координацию станций, я вспомнил фильмы про «Битву за Британию», где показывали Командный центр авиации ПВО. Большой стол с картой нам за день сделали в столярных мастерских, в планшетисты определили раненых или больных летчиков, а также всех, кто понимал разницу между «пеленгом» и «дистанцией». Сева предложил делать метки самолетов разноцветными, Термен придумал магнитное крепление для дополнительной информации на метках.
Примерно неделю на всех фронтах стояло затишье — республиканцы считали трофеи, мятежники зализывали раны, мы напряженно готовились. Ежедневные тренировки Командного центра, интенсивная учеба «новеньких», ударный выпуск ЗСУ на шасси «Атлантов», рассредоточение ценного, обваловка зданий — задач больше, чем людей и времени.
— Что слышно из Бургоса?
Панчо взглянул на меня, как на последнюю сволочь:
— Ничего.
— Что, в штабе Саликета перестали разговаривать?
— Провал. Один погиб, один выбрался, один неизвестно где.
— Мать моя женщина, — ахнул я. — Что с аппаратурой?
Панчо фыркнул:
— Ничего с твоими железками не случилось. Успели уничтожить.
— Блин, а что с Коруньей?
— Там все в порядке, налет предварительно завтра.
У меня засосало под ложечкой — наши самолеты для противника уже не новость, никакого элемента внезапности. Остается надеятся, что Советский Союз прислал не худших летчиков, и на радары.
В корпусе, отведенном под их общежитие, шла обычная суматоха — одна смена отправлялась на полеты, другая возвращалась, из-за угла доносился бубнеж политзанятий, а в курилке истерически ржал молодой русоволосый парень, совсем мальчишка:
— Хулио! Представляешь, моего техника зовут Хулио!
— Обычное имя, — пожимал плечами второй.
— Так он еще Ибаньес! — вытирал слезы первый. — Хулио! Ибаньес! Ой, не могу…
— А тебя-то как зовут? — подошел я поближе.
— Вова… Ой, Владимир Конин! — вытянулся первый.
Тут уже заржал я — такого нарочно не придумаешь. Летчики оторопели и молчали, пока я не отсмеялся:
— Вова… Испанцы произносят твое имя как Boba, а это на их языке — «дура». А conya… это вообще орган, похожий на пилотку. Вот так-то, и нефиг ржать!
Конин стоял красный от стыда, а второй — от еле сдерживаемого хохота.
— В общем, идите, готовьтесь, завтра предстоит большая драка.
Рассвет двадцать восьмого марта я встречал в нервном ожидании над столом Командного центра. Рядом то и дело поправлял галстук Термен.
— Лев Сергеевич, как работы по спецзаданию?
— Месяца через три закончим.
— Слишком долго. Месяц, не больше.
— Но у нас только стендовая установка!
— Значит, не надо действовать последовательно, надо параллельно. Монтируйте ее на самолет, начинайте испытания.
— Но там же…
— Делайте, Лев Сергеевич! У нас война, если вы забыли, каждый день дорог. А что нужно доделать — доделаем на ходу.
Термен опять дернул галстук, а потом вообще развязал и снял его.
— Позывной Хоба, азимут двести семьдесят градусов, высота две тысячи, дистанция двадцать два километра! — выкрикнул радист.
Прихрамывающий летчик выставил на карту самолетик.
Ну вот, началось.
И тут же доклады посыпались, как из мешка:
— Станция Рекс, азимут сто двадцать шесть, высота две, дистанция двадцать один!
— Рубин, сто семьдесят один, две с половиной, двадцать два!
— Хоба, цель групповая!
— Рубин, пятнадцать самолетов!
Планшетист примагнитил на самолетик табличку «15».
Я нервно задрал голову — Сева сидел на галерее, обозревая стол сверху.
— Не ссы, jefe, я дежурную эскадрилью поднял пять минут назад, — он оскалился и добавил в микрофон: — Третьей эскадрилье взлет, направление восток.
Тренькнул телефон — из города позвонил Панчо и подтвердил, что объявлена воздушная тревога, а первая колонна ЗСУ разворачивается в Ла-Фельгуэре.
Всего передовые посты насчитали около сорока пяти самолетов против тридцати наших истребителей. Наш первый удар сверху оказался внезапен и страшен — ни «Фиат», ни «Кондор», ни бомберы не ждали такого быстрой реакции и плотного зенитного заслона на подходе. Кто сколько сбил в этой свалке, так и осталось тайной — лупили «эрликоны» и «бофорсы», Билл Келсо водил своих летчиков в пике, разбивая строй бомберов, в стороне резались советские с итальянцами и немцами.
— Давай! Жги! — Сева подпрыгивал на своем кресле, направляя эскадрильи. — Эх, мне бы в небо!
Слава богу, Барбара в Штатах, она бы не утерпела… Я тоже не утерпел и, перескакивая через две ступеньки, выскочил на крышу, чтобы увидеть все своими глазами.
Небо исчертили дымные следы, два итальянца скидывали бомбы за пригородным поселком Монте-Серрао, завывали на форсаже движки, на востоке, в стороне Ла-Фельгуэры, потянулись ввысь три чадящих столба. Над головой, догоняя и убегая, мельтешили черные кресты и белые Ⓐ. Две юрких «кобры» полосовали из пулеметов грузную «савойю» на подходе к базе.
— Jefe, давай-ка вниз, не дай бог, осколок какой, — настойчиво потянул меня за рукав Ларри.
Он затолкал меня под крышу, а едва мы спустились вниз, как в трескотню зениток вклинился тяжелый удар, от которого вздрогнуло здание.
— Что там?
— Бомбер свалили! Прямо у ворот!
Рубка продолжалась почти час, под конец, когда наши сажали самолеты на дозаправку, операторы радаров попытались сосчитать удирающих — выходило, что армаду мятежников мы уполовинили.
Летчики заруливали на стоянки, выпрыгивали из кабин и бежали докладывать, источая адреналин.
Сбившись у КП в кучу, они возбужденно пересказывали друг другу перипетии боя и хвастались числом сбитых, тыкая в горящий у ворот пятнистый бомбер. Напарник Конина размахивал руками, показывая, как заходил в хвост и бил в гриву, а сам Конин нервно курил и помалкивал.
— Ну, что скажешь
