Золотая лихорадка. Урал. 19 век. Книга 2 - Ник Тарасов

Десять секунд. Бандиты яростно долбили тараном, пытаясь взломать ворота. Бум. Бум. Некоторые полезли прямо на частокол, цепляясь за брёвна ободранными в кровь руками.

Девять. Восемь. Семь.

Я видел их перекошенные от ярости лица, слышал их крики.

Шесть. Пять. Четыре.

— Ложись! — заорал я артельщикам на стенах. — Всем лечь!

Три. Два. Один.

Взрыв.

Чудовищный, оглушительный, разрывающий барабанные перепонки и заставляющий кровь хлынуть из носа. Ворота буквально разнесло вдребезги вместе частью бандитов, стоявших в непосредственной близости. Огромное бревно-таран подбросило в воздух, и оно, кувыркаясь, рухнуло на двух нападавших, раздавив их в лепёшку.

Ударная волна сбила с ног даже тех, кто находился в десятке шагов. Их швыряло, как тряпичные куклы. Густой чёрный дым, языки пламени, кошмарное месиво из щепок, раскалённого металла и человеческих тел. Гвозди и осколки железа, как картечь, прошили всё живое в радиусе пятнадцати шагов.

Один бандит, который пытался подняться на частокол, был буквально распят гвоздями на брёвнах — десятки железных шипов прошили его насквозь, пригвоздив к стене. Он ещё жил, хрипел, дёргался, но уже не мог двигаться.

Атака захлебнулась в собственной крови. Уцелевшие бандиты — их осталось человек десять-пятнадцать, не больше, — в ужасе отхлынули назад, к лесу. Они бросали оружие, спотыкались о трупы товарищей, кричали, плакали. Кто-то держался за оторванную руку, кто-то ковылял раненный, оставляя за собой кровавый след. Стонущие остались лежать на поле боя, зовя на помощь, умоляя не бросать их.

Савельев не дал им опомниться и прийти в себя. Он выхватил шашку из ножен — звук был резким, металлическим, — высоко поднял её над головой так, что лезвие сверкнуло в лучах солнца.

— За мной! — заревел он голосом, от которого кровь стыла в жилах. — В атаку! Добивать! Резать всех!

Казаки, ждавшие этого момента всю битву, с радостным, хищным рёвом выскочили из-за укреплений через дымящийся, рваный пролом в воротах. Они ринулись за убегающими бандитами, как стая голодных волков за перепуганными, обречёнными овцами. Их шашки сверкали в воздухе, лица горели яростью.

Я стоял на стене, глядя на эту картину, и не знал, что чувствовать. Облегчение? Ужас? Триумф?

Мы победили. Но какой ценой.

Глава 23

Грохот выстрелов стих, сменившись стонами раненых и треском догорающих обломков ворот. Дым, едкий и густой, медленно уползал к лесу, открывая страшную картину того, что осталось от банды Шмакова.

Я стоял посреди двора, чувствуя, как адреналин медленно покидает кровь, оставляя взамен свинцовую тяжесть в ногах и звон в ушах.

Земля за забором была усыпана телами, лужи крови впитывались в грязь. Раненые стонали, некоторые пытались ползти прочь, оставляя за собой кровавые следы. Артельщики, бледные, трясущиеся от адреналина и страха, стояли на стенах с дымящимися ружьями, не веря, что всё кончилось так быстро.

Потери были, без этого никак. Двое артельщиков лежали у частокола, не в силах подняться — были видны следы от ран. Ещё пятеро сидели у стены сруба, пока Марфа и Татьяна бинтовали им раны. Я указал им на тех двоих у забора и Татьяна сорвалась и побежала к ним.

Но мы выстояли. И не просто выстояли — мы раздавили врага, превосходящего нас числом вдвое.

Савельев вернулся через полчаса. Его казаки въехали в развороченный проём ворот, ведя на арканах «добычу». Вид у есаула был довольный, хищный.

— Не ушли, голубчики, — крикнул он, спрыгивая с коня. — Далеко бежать некуда, когда ноги дробью посечены или дух вон.

Следом за его конём двое казаков волокли по земле связанных людей. Пятерых. Двое были просто мясом — изрубленные, в крови, едва живые. Но остальные, хоть и получили изрядную порцию казачьего гостеприимства, были вполне в сознании.

Один из них — крепкий детина с рябым лицом и маленькими злыми глазками — особенно привлёк внимание. Он явно был не из рядовых.

— Это помощники Шмакова, — доложил Савельев, указывая на пленных. — Командиры групп. Знают всё — и кто нанял, и сколько заплатил, и какие приказы давали. А вот этот, — он кивнул на рябого, — Семён Ямщиков. Правая рука Шмакова. Настоящая мразь, но ценная. Говорить будет, если правильно попросить.

— Отлично, — я кивнул, чувствуя, как внутри всё ликует. — Молодец, Савельев — не забыл мой приказ.

Есаул усмехнулся в бороду.

— Я, Андрей Петрович, приказы твои выполняю, как служил государю. Слово офицера.

Я обернулся к центральному срубу, дверь которого приоткрылась и в них показался Кошкин.

Фёдор Ильич протиснулся наружу, лицо его было белее мела, глаза расширены от шока. За ним жались перепуганные насмерть чиновники из его свиты — бледные, трясущиеся. Люди Рябова из этой же свиты выглядели ещё хуже — зелёные от ужаса, понимающие, что их хозяин только что совершил непоправимую ошибку.

Ревизор огляделся. Его взгляд скользил по трупам бандитов, по развороченным взрывом воротам, по крови на земле, по дымящимся руинам того, что ещё час назад было укреплённым частоколом. Его передернуло, но он, надо отдать ему должное, быстро взял себя в руки. Чиновничья выправка взяла верх над человеческим страхом.

— Что… что это было, господин Воронов? — выдохнул он, хватая ртом воздух, словно его душили. — Это же было настоящее сражение! Настоящая война!

— Это бандитизм, ваше благородие, — жёстко ответил я, вытирая лицо от пота и копоти. — Покушение на массовое убийство, разбой и нападение на представителей государственной власти. На вас, Фёдор Ильич. То самое, о чём я пытался вам рассказать перед тем, как началась стрельба.

Я подвёл его ближе к группе пленных. Они лежали на земле перед крыльцом конторы, окружённые казаками с обнажёнными шашками. Кошкин остановился в нескольких шагах, не решаясь приблизиться.

— Вот, полюбуйтесь, — я указал на связанных бандитов. — Наёмные убийцы. Пришли сюда не просто грабить — убивать всех до последнего человека. Женщин, детей, стариков. По чьему-то приказу. А теперь, — я повернулся к пленным, и мой голос стал ледяным, — говорите. Кто вас нанял? Кто заплатил за этот налёт? Кто приказал убить всех, включая государственного ревизора?

Пленные молчали, глядя исподлобья. Ямщиков сплюнул кровавой слюной мне под ноги.

— Пошёл ты…

Савельев без размаха, коротко, но жестко ударил его ногой под дых. Тот согнулся, захрипел, хватая ртом воздух.

— Говори! — рявкнул есаул и приставил острие шашки к горлу бандита. — Или я тебя сейчас на ремни распущу, медленно, по кусочку. Ты же знаешь казачьи методы допроса. Мы с басурманами так беседовали в степях — они потом всё рассказывали, даже то, о чём не спрашивали.

Он достал из-за пояса