Воронцов. Перезагрузка. Книга 9 - Ник Тарасов
— Честно? — Дубинин посмотрел на него с презрением. — Вы продавали смертельно опасный хлам под видом качественного товара! Это не честность, это преступление!
Он посмотрел на секретаря:
— Пиши!
Тот достал из папки лист бумаги и поднял голову, готовый записывать.
— Постановление градоначальника города Тулы. С сегодняшнего дня запрещается производство и продажа детских колясок без официального разрешения городской управы. Нарушители подлежат штрафу в размере пятидесяти рублей и конфискации товара.
Градоначальник поставил подпись, секретарь шлепнул печатью:
— Иван Петрович! — продолжил он. — Размножьте это постановление. Развесьте по всему городу. Чтобы каждый кустарь знал!
Секретарь взял бумагу, кивнул.
Дубинин повернулся к Курочкину:
— А вам — штраф пятьдесят рублей. Плюс компенсация пострадавшей — пять рублей. Итого пятьдесят пять. Будете платить?
Курочкин побелел:
— У меня таких денег нет, ваше благородие…
— Тогда работать будете, — холодно сказал Дубинин. — На городских работах. Пока не отработаете. А мастерскую закрываю.
Он развернулся и вышел. Я последовал за ним.
* * *На улице Дубинин остановился, тяжело дыша. Лицо его было красным, руки сжаты в кулаки:
— Сколько ещё таких, Егор Андреевич? Сколько этих… пиратов?
— Городовой говорил — несколько, — напомнил я.
— Тогда едем дальше, — решительно сказал он. — Гончарная улица, окраина. Проверим всех. Сегодня же.
Мы объехали ещё три мастерских. В одной делали коляски из гнутых досок, скреплённых верёвками. В другой — делали каркас из ржавого железа. В третьей вообще использовали толстую лозу.
Везде — одна и та же картина. Кустари копировали внешний вид, не понимая принципов. Экономили на материалах, упрощали конструкцию. Результат — опасный хлам, который продавался под видом «коляски Воронцова».
Ко всем Дубинин применил те же меры — конфискация, штрафы, закрытие мастерских.
К вечеру мы вернулись в управу. Градоначальник был измотан, но доволен:
— Всё. Пресекли. Теперь никто не посмеет делать подделки.
Я сел в кресло. День выдался тяжёлым.
— Глеб Иванович, — сказал я, — постановление это хорошо. Но нужно идти дальше.
Он посмотрел на меня:
— В каком смысле?
— Нужно создать официальный бренд, — объяснил я. — Клеймо качества. Чтобы люди знали — если на коляске стоит печать «Управа Тульская», значит, она безопасна. Проверена. Сделана по правильным чертежам.
Дубинин задумался:
— Бренд… Клеймо качества… Разумно. А как это сделать?
Я достал бумагу, начал набрасывать схему:
— Первое — строгий контроль производства. Только мастера, прошедшие обучение, могут делать коляски. Второе — проверка каждого изделия перед продажей. Инспектор от управы осматривает, испытывает. Если всё в порядке — ставит клеймо. Третье — ответственность. Если коляска с клеймом сломалась — управа компенсирует ущерб и наказывает мастера.
Дубинин слушал внимательно:
— То есть, мы гарантируем качество своей репутацией?
— Именно, — подтвердил я. — Люди будут знать — если куплено у управы, значит, безопасно. А если без клейма — на свой страх и риск.
— А если кто-то подделает клеймо? — спросил он.
— Сделаем его сложным, — ответил я. — Не просто печать, а комбинация. Например, герб города плюс номер изделия плюс дата выпуска. Подделать сложно, проверить легко.
Дубинин кивнул:
— Хорошо. Завтра же организую. Иван Петрович разработает дизайн клейма, наймём инспекторов, составим инструкции для мастеров.
Он посмотрел на меня с благодарностью:
— Егор Андреевич, спасибо. Если бы не вы, этот хаос продолжался бы. Дети страдали бы.
Я пожал плечами:
— Я просто вовремя заметил. А вы действовали.
Мы пожали друг другу руки.
* * *Вечером я вернулся домой усталый, но удовлетворённый. Машка встретила меня с Сашкой на руках:
— Выглядишь измотанным. Что случилось?
Я рассказал ей о том, как прошел день — о коляске-подделке, о рейде с градоначальником, о новых правилах.
Она слушала, обнимая Сашку:
— Господи… Значит, могли пострадать дети?
— Могли, — кивнул я. — Но мы успели. Теперь будет контроль.
Сашка зевнул, потянулся. Я взял его на руки, качал, глядя в его сонное личико.
— Знаешь, Машенька, — сказал я тихо, — сегодня я понял одну вещь. Недостаточно просто изобрести. Нужно ещё защитить. Защитить людей от тех, кто хочет нажиться на чужих идеях, не думая о последствиях.
Она кивнула:
— Ты прав. И ты это сделал.
Я посмотрел на сына. Он спал, посапывая носиком. Беззащитный, доверчивый.
— Для него, — прошептал я. — Для него и для всех детей. Чтобы они росли в безопасности.
Глава 20
Заводской гул — это музыка, к которой привыкаешь быстро, но в которой фальшивые ноты слышны сразу. Я стоял посреди токарного цеха и слушал. Стучали приводные ремни, шипел сжатый воздух в трубах, визжали резцы, вгрызаясь в металл. Но меня раздражал другой звук — постоянная беготня.
Мальчишки-подмастерья, «заводные», как их тут прозвали, бегали от станка к станку с Т-образными ключами.
— Третий ряд, пятая лампа! Тухнет! — орал мастер цеха.
Паренёк срывался с места, тащил стремянку, лез наверх, крутил ворот, заводя пружину нашей «Лампы тип Б». Это занимало время. Это отвлекало. И, честно говоря, это выглядело глупо.
Мы построили передовой цех с пневматическим приводом от водяной турбины и парового двигателя. У нас станки крутятся силой сжатого воздуха. А освещение мы обеспечиваем пружинами, которые нужно крутить вручную, как часы на Спасской башне.
Я подошёл к крайнему токарному станку, где Фёдор обтачивал заготовку для казенника. Воздух с шипением поступал в цилиндр пневмодвигателя, поршень толкал шатун, маховик крутился, передавая вращение на шпиндель. Мощь. Неутомимая, ровная мощь.
Я поднял голову. Над станком висела лампа. Пружина в ней раскручивалась, молоточки били по кристаллам, давая свет.
«Зачем нам пружина, если у нас есть воздух?» — мысль была настолько простой, что я едва не хлопнул себя по лбу.
В этот момент в цех зашел Григорий.
— Григорий! У меня идея! Гениальная
