Мичман с «Варяга» - Константин Георгиевич Калбанов
— Твою мать! Снегирёв, штурвал!
Выкрикнув приказ, я обернулся к пулемёту, закреплённому на крыше каюты. Но не успел выдернуть стопор, чтобы снять оружие с походного положения, как рявкнула пятидесятисемимиллиметровка. Снаряд мгновенно ударил в борт на корме, оглушив нас своим разрывом. Осколки сыпанули как наружу, так и ворвались через пробоину в кокпит, частью поглощённые сиденьями. По ушам прилетело не столько от разрыва гранаты, сколько от самого выстрела, больно уж увесисто прошлась звуковая волна.
Я наконец выдернул стопор, благо оружие у нас всегда готово к бою, только и того, что взвести. Ухватил за рукояти и развернул пулемёт в сторону противника. Не скажу, что стал бы выжидать, пока японцы отстреляются по нам первыми. Однозначно постарался бы их опередить, да я и попытался, чего уж там, но самую малость не успел. Зато теперь у меня руки полностью развязаны. Максим затакал, пустив по палубе вражеского миноносца шквал свинца, выстукивающего металлическую дробь. Будь сердечники стальные, так ещё и искры высекли бы.
Человеческие фигурки падали, как скошенные, кто в воду, кто на палубу. Но большинство всё же успели укрыться за трубами, надстройками и минными аппаратами. Расчёт трёхдюймовки попытался-таки достать нас, но я срезал троих матросов одной длинной очередью. Не спасли ни щит, ни тумба, хотя и сомнительно, что свалил их наглухо. Да это и неважно.
М-да. Даже если и не хотел бы этого, в данный момент от меня ничего не зависело. Я слишком увлёкся расстрелом оборзевших самураев, чтобы контролировать действия своих подчинённых. А оказавшийся в кокпите Галанцев не сомневался ни мгновения. Минный машинист выдернул стопоры из метательного минного аппарата, развернул его и, придав нужный угол, выстрелил по японцам миной. Гулкий хлопок, быстро воспаряющее ввысь молочно-белое пороховое облако, вздрогнувший всем корпусом катер, и… На то, чтобы сигарообразный оперённый снаряд достиг цели, потребовалось долгих две-три секунды.
Я уже решил было, что вышел промах, или мина утонула, когда в середине борта «Сиракумо» взметнулся огромный фонтан. А нас обдало холодным водопадом. Ещё через несколько секунд, когда мы успели немного отдалиться, раздался оглушительный взрыв, миноносец разом заволокло непроницаемым белым облаком перегретого пара. Над нами с воем пронеслись крупные обломки, с громкими всплесками упавшие в воду. Под истошные крики моряков миноносец в считанные мгновения ушёл под воду. Рванули котлы, до которых добралась вода, иного объяснения у меня нет.
— Снегирёв, правь на выход! Полный ход! — выкрикнул я.
— Слушаюсь, — мгновенно отозвался тот.
Рулевой передал соответствующие распоряжения по телеграфу и, чуть довернув штурвал, повёл уже встающий на крыло катер на выход из гавани.
Родионов, наш второй кочегар, поспешил юркнуть в люк котельного отделения, помогать своему товарищу. Нам сейчас понадобится всё их мастерство, чтобы поддерживать максимально возможную скорость. Как я уже говорил, от опытных кочегаров порой зависит очень многое. И возможность держать длительное время быстрый ход в том числе. Это же паровик, а не ДВС. Увы.
Наш машинист Иванов выглянул наружу, встретился взглядом с боцманом, кивнул, мол, всё понял, и вновь скрылся в своём отсеке. Туда же юркнул и наш гальванёр Дубовский, активно осваивающий дополнительную специальность, чтобы подменять товарища во время длительных переходов. Без электрика я худо-бедно обойдусь, а вот без второго машиниста тяжко.
— Боцман, потери? — потребовал я.
— Так-то пока только у Казарцева осколком ногу оцарапало, — ответил тот, поведя взглядом по подчинённым, отрицательно мотающим головами.
— Ерунда, ваш бродь. Кошка сильнее царапает, — заверил сигнальщик.
— Что с повреждениями?
Харьковский указал на дыру в борту с неровными краями, выходящую в кокпит. Через неё-то и влетели осколки, доставшие сигнальщика.
— Пустяк, ваше благородие. Заделаем без труда.
— Займись немедля.
— Слушаюсь.
Я поёжился от холода и только сейчас вспомнил, что стою на стальной палубе в одних носках, брюках и нательной рубахе. Вообще-то, двадцать седьмое февраля на дворе, и пусть тут южные широты, плюс три по Цельсию комфортной температурой не назовёшь. Я поспешил юркнуть в свою каюту, тут же окунувшись в тепло и какой-никакой уют. К слову, надо будет придумать что-то с теплоизоляцией. А то с наступлением лета тут будет настоящая парилка. Не отказываться же от вывода дымовых труб за корму.
Быстро одевшись, я поспешил на палубу. И вовремя, потому что боцман как раз собирался меня вызывать. За пределами рейда обнаружился ещё один миноносец, который двигался нам на пересечку, и судя по суете на палубе, уже готовился открыть по нам огонь. А ведь мы всё ещё в территориальных водах Китая.
— Без понятия, Пётр Генрихович, как вы будете это улаживать, но видит бог, не я это начал, — пробубнил себе под нос, поминая консула в Чифу. И уже в голос: — Курс девяносто. Гриша, маневрируй. Сейчас они начнут садить по нам.
— Есть маневрировать.
— Только не урони нас, — счёл нужным предупредить я.
— Есть, — задорно отозвался рулевой.
Совсем не лишнее предупреждение. Катерок получился вёрткий, как волчок, на месте крутиться может, ну и разбросать нас на виражах к Бениной маме.
— Боевая тревога! Приготовиться к абордажу! Пошевеливайся, братцы!
Сам я поспешил обратно в каюту за винтовкой и дробовиком. Надел пояс с патронташем, подсумками с четырьмя гранатами и открытой кобурой, в которую сунул браунинг. Уже взялся за дверную ручку, когда рядом с характерным глухим и шелестящим звуком рванула первая граната. Запоздало долетел звук пушечного выстрела. Катер заложил вираж, и ударившие следом снаряды легли значительно в стороне.
Выскочил в кокпит и осмотрелся. Ложкин уже сковырнул максима с крыши каюты и прилаживал его на носовой треноге, готовясь вести огонь по курсу. До неприятеля около мили. Скороговоркой отстрелялись три пятидесятисемимиллиметровки и трёхдюймовка. На этот раз снаряды легли значительно в стороне. Расстояние-то так себе, но слишком уж мелкая, скоростная и манёвренная цель.
Я направился на бак к орудию. При этом едва не упал при очередном повороте. К рулевому претензий никаких, но так ведь и впрямь улететь можно. Сунул дробовик и винтовку в зажимы, специально устроенные на надстройке. Пристегнул карабин страховочного пояса к скобе. И только после того откинул крышки двух коробов первой подачи, закреплённых сбоку на станке. В каждом по девять снарядов в гнёздах. Гранаты и шрапнель. На этот раз обычная, переделки закончились в прошлый раз.
— Будко, шрапнель, трубка десять секунд. Три снаряда, — приказал я комендору.
Нечего дёргать Ложкина,
