Варлорд. Политика войны - Николай Соболев
Ради введения в бой нового авиаподразделения я тоже долетел до Мадрида, в сопровождении пары истребителей, которые вошли в новую эскадрилью. Ничего, СССР уже приоткрыл краник, и в Испанию добрались первые летчики и танкисты. Их тут же раскидали — летчиков в Вальделагуну, танкистов в Ла Эстасьон, куда перевели и мадридский бронебатальон. Придумал это кто-то толковый, тем более, что туда же направили и колонну Махно — на левом фланге образовалась своего рода ударная группа.
Правительство и Кортесы вообще последнее время оправились от неразберихи и принимали вроде бы разумные решения: конфискация земли врагов республики, предоставление автономии Стране Басков и Галисии, восстановление государственного управления и роспуск хунт и комитетов. Но главное — преобразование ополчения в регулярные части, формирование шести новых бригад Народной армии и озвученное намерение создать «Маневренную армию» — своего рода ударный моторизованный корпус.
В общем, хорошо, что все у нас шло по плану. Плохо, что план — говно, он не учитывал реального положения вещей. Как правительство будет все это осуществлять — темный лес, особенно в условиях вражеского наступления.
До танкового батальона я добрался одновременно с новостями о падении дальних мадридских пригородов Карранке и Навалкарнеро — это примерно как Зеледеево для Желтогорска или Одинцово для Москвы — но продвижение Варелы застопорили брошенные в бой колонна Листера и едва-едва успевшая получить вооружение 11-я интернациональная бригада.
В батальоне происходило «освоение матчасти» советскими танкистами — почти все офицеры и часть сержантов, назначенных еще при Хиль-Роблесе и Франко, испарились, оставались только «мои» техники и ремонтники. Вот из этого конгломерата и пытались сделать полноценную часть.
Все упиралось в нехватку переводчиков, командир советских «полковник Мелле», когда узнал, что я говорю на испанском и русском, вцепился в меня обеими руками:
— Товарищ Грандер, умоляю, помогите! Вы же специалист в радиотехнике, а станции на танках незнакомые, ребята путаются! И вообще, это же ваши танки!
Пришлось сломать все планы и зависнуть в Ла Эстасьон. Мелле и «капитан Грейзе» внимательно слушали мои пояснения, но особо прониклись, когда я спросил, как поживает мой давний знакомый, начальник автобронетанковго управления РККА Костя Калиновский.
Советники оттаяли, и по ходу дела я узнал много интересного о новых веяниях в бронесилах СССР — нормативе «пять грузовиков на один танк», зенитных самоходках, штурмовых орудиях, моторизованной пехоте и артиллерии в составе танковых подразделений. По всему выходило, что Костя (наверняка с помощью Триандафиллова) сам дошел до структуры, крайне близкой к немецкой образца 1941−42 года.
К вечеру знакомиться приехал Махно, которого представили как «товарища Кабеза». Аккуратно подстриженный, в очках, он совсем не походил на знакомые советским плохие фото или карикатуры и потому остался неузнанным, хоть и говорил по-русски. Командиры перезнакомились, вчерне определили кто с кем взаимодействует, после чего «полковник Мелле» заметил с подковыркой:
— Многовато у вас тут русских, товарищ Грандер.
— Так специально подбирал. Конструктор «Овьедо» — Алексей Сурин, конструктор радио — Лев Сергеевич Термен, еще Сева Марченко, Ося Шварц…
Его мне заменял бессарабец Ефим, радист с таким знакомым одесским говорком, что я порой вздрагивал — не Ося ли за спиной?
Утром, после выдачи советским пистолет-пулеметов А-2, мы полезли в танки. Даже в такой ситуации не пожелавший оставить меня одного Ларри забрался на место заряжающего, «лейтенант Симон» занял обязательную командирскую башенку, а Ефим, или Фима, как он просил его называть, уселся за пулемет. Мне же досталось место механика-водителя.
Больше всего Фиму поразила не радиостанция, а тканевый подбой внутри машины, должный, по идее, предотвращать разлет мелких осколков брони. Он гладил стеганую поверхность, щупал швы, радовался, что не придется надевать жаркий ватник, но немножечко опасался:
— А не полыхнет?
— Не боись, негорючая пропитка, — похвастался я достижением Хикса. — Давайте к делу.
— Так она ж простор съедает, а тут и так тесно… — упорствовал Фима.
— Зато целей будешь. И сколько того простора она съела? А что тесноват — так модифицировать можно. Удлинить базу на один каток, как раз броню потолще можно будет поставить, орудие калибром поболе…
— Этож какой зверь выйдет!
Ну да, почти Т-34, на то и рассчитывали.
Еще я показал советским шлемофон, объяснил, как пользоваться внутренним переговорным устройством, где в станции тумблер «прием-передача», какие каналы по умолчанию закреплены за взводом, ротой и батальоном.
Где-то в середине инструктажа в машину сунулся взмыленный посыльный:
— Фашисты взяли Карранке, наступают на Ийескас!
— Блин, это же прямо на дороге в Толедо! — чуть было не ахнул я.
— Это где? — Симон полез за картой в планшетку.
При свете тусклой лампочки он и Ефим долго возили пальцами по бумаге, путаясь в латинице, пока я не извернулся, подлез к карте и нашел оба городка.
— Близко… Километров двадцать, а то и пятнадцать…
— Так надо того, — возбудился Фима, — этого!
— Сиди, — одернул его Симон, — приказа нет.
— А если не будет?
— Будет, будет. Нас здесь как раз на такой случай и собрали.
Я продолжил про всякие премудрости из регламента связи — запасные частоты, порядок перехода на них и уже почти закончил, когда по броне заколотили:
— Вы что, сигнала не видите? Заводи!
Блин, вот нахрена я рации делал, если они по старинке сигналят флажками?
— Фима, включай рацию, запроси Грейзе.
Через несколько секунд в эфире прорезался довольно четкий голос капитана:
— Кавалерия фашистов прорвалась через дорогу, идет на Эскивиас! Республиканцы побежали, других частей перед нами нет! Приказано атаковать!
— Заводи! — гаркнул Симон и с грохотом захлопнул люк.
В полном обалдении я нажал кнопку стартера, свистнул сжатый воздух, глухо заработал двигатель.
— Вперед!
Дернул оба рычага на себя, танк тронулся с места, набирая скорость.
Те пятнадцать минут, которые танковая лава мчалась (если так можно назвать движение со скоростью двадцать пять километров в час), обходя городок Сесенья, я успел проклясть все — безусловно, в жизни всегда есть место подвигу, главное держаться от этого места подальше, а не лететь в атаку. Успел дважды похоронить себя, дважды перепугаться до дрожи в коленках, дважды успокоиться и, в конце концов, решиться — если уж меня жизнь засунула в такую задницу, значит, так и надо, пришел мой час.
— Впереди Эскивиас! — гаркнул в башне
