Младший научный сотрудник 7 - Сергей Тамбовский
Я прогулялся вдоль окошек удивительно пустой сберкассы и увидел за барьерчиком и стеклянными витринами только одного мужчину среди сонма дам бальзаковского возраста… не пользовалась популярностью эта профессия в советские времена, зарплаты копеечные, материальной ответственности вагон. И вдобавок их нет-нет, да и грабили, советские сберкассы, с труднопредсказуемыми последствиями. Вот с 92 года, когда разрешили приватизировать-акционировать эти лавочки, тогда дамам бальзаковского возраста и поперло.
— С Иван-Арнольдычем можно поговорить? — вежливо спросил я в окошко номер 3, сидящая там женщина показалась мне наименее стервозной из всех остальных.
— А по какому вопросу? — полюбопытствовала она.
— Дело в том, что он позвонил мне, — ответил я, — вот только что, минут пятнадцать назад, и пригласил побеседовать на тему завещания.
— Аааа, понятно, — протянула дама и чуть ли не заорала на все это небольшое помещение, так что все вздрогнули, — Иван Арнольдыч, тут к вам насчет завещания пришли.
Тот немедленно оглянулся в поисках источника такого мощного звука, потом встал и подошел к барьерчику.
— Петр Петрович? — прямо спросил он меня, и я не стал отказываться. — Проходите в комнату номер два, — и он махнул рукой направо в конец зала.
Там действительно имелась дверь без обозначения, но с номером два в треугольной пластмассовой бирке. Арнольдыч выбрался из своего загона, открыл ключом эту дверь и пригласил меня внутрь. Ну надо ж, внутренне восхитился я, совсем как в 21 веке — вип-помещение для вип-клиентов. Сейчас еще кофе предложит.
Но кофе он мне предлагать не стал, а указал на стул с драной обивкой, сам же уселся по ту сторону стандартного советского конторского стола. Потом порылся в его ящике и извлек на свет божий папочку с надписью «Балашова К. Н.».
— Вот, — сказал он, — завещание вашей матушки. Она его написала три… нет, уже почти четыре года назад. Сейчас я должен оформить его передачу вам, как единственному наследнику.
— А почитать-то его можно? — попросил я.
— Подпишите документы, — недовольно ответил Арнольдыч, — а потом хоть обчитайтесь.
Я пожал плечами и взял в руки предложенную шариковую ручку — порадовался между делом, что начальник этой лавочки использовал более продвинутые пишущие инструменты. А то царапающим бумагу пером я бы пожалуй немного накорябал.
— Вот здесь, — ткнул он пальцем в строчку «получатель», — и еще в двух местах… отлично… теперь вы, Петр Петрович Балашов, являетесь полноправным наследником Клавдии Николаевны Балашовой. Держите завещание.
И он торжественно пожал мне руку, я забрал папку с завещанием и сделал попытку удалиться, но он меня остановил.
— Что же, даже не получите вещи, заложенные в персональную ячейку Клавдии Николаевны?
— А что, у вас есть такие ячейки? — с недоумением вопросил я, подумав при этом — не в Швейцарии же живем и не в нулевые годы в России, когда сейфы для хранения в каждом мало-мальски приличном банке оборудовали.
— Да, представьте себе, — торжественно объявил мне он, — в подвале недавно оборудовали… ну как недавно, лет пять уже как.
— Тогда хочу, конечно, — быстро согласился я, — проводите?
— Безусловно, — Арнольдыч выбрался из-за своей контроки, взял меня за локоть и пригласил следовать за собой.
Пришлось, представьте себе, выходить из сдвоенного помещения сберкассы-почты, огибать этот пост-сталинский и недо-хрущевский дом с краю, и там рядом с входом в один из подъездов имелась довольно крепкая железная дверь, запертая на два замка, на обычный висячий и на врезанный в полотно двери.
— Сюда, — предложил мне Арнольдыч, отперев оба запора, и пояснил зачем-то, — пока эта услуга у нас не пользуется особенным спросом, поэтому все так по-простому и сделано…
Глава 28
Колючая проволока-2
Колючая проволока-2
А Горлумд тем временем мило беседовал с американским сенатором на чистом английском языке. Я даже внутренне восхитился — если б на немецком, это еще понятно было бы, но английского я от него не ожидал. И тут он вдруг сделал мне приглашающий жест, присоединяйся, мол, к нашей беседе. Я и подошел… а Нина, которая Рита, продолжала сидеть молча с отсутствующим взглядом… ну и ладно.
— Это мой коллега, — представил меня Готлибович, — зовут его Питер. Он очень хороший диагност, лечить тоже умеет. Можете рассказать ему о своих проблемах.
— Окей, — Макдональд окинул меня сомневающимся взглядом, но решил, наверно, попробовать, — меня зовут Дональд. Садись, Питер, и слушай.
И далее он в трех-четырех предложениях обрисовал свои болячки… ничего там страшного, судя по описанию, не было, но одна вещь заставила меня таки насторожиться.
— Тяжесть именно в правом боку? — переспросил я, получил утвердительный ответ и попросил его минуту-две не шевелиться.
Внутренний рентгеновский аппарат у меня включился только со второго раза, старею, подумал еще я. Минуты мне вполне хватило, после этого я озвучил свои выводы.
— Вы сможете спокойно выслушать не очень приятные новости, Дональд? — спросил я у него, на что он просто кивнул, но лицо у него при этом сильно вытянулось вниз. — Ну тогда слушайте… — и я коротенько обрисовал ему главную проблему в его организме.
По мере выслушивания лицо его продолжало вытягиваться, я начал было беспокоиться, как бы чего не случилось прямо сейчас, но он справился.
— Это лечится вообще-то? — задал он прямой вопрос.
— Вообще-то нет, — твердо ответил я, — но именно здесь и сейчас можно попробовать.
— Стоп-стоп, — вмешался Готлибыч,- здесь мы никаких медицинских вмешательств делать не будем. Вот закончится воздушная тревога, перейдем в медбарак, там уж…
А между тем, второй вип-персонаж нашего отсека, китаец Лау, до сих пор внимательно прислушивавшийся к нашим разговорам, нарушил вдруг молчание.
— Я очень извиняюсь за вмешательство, — сказал он, — но не мог бы ваш лаоши (учитель, вспомнил я
