Изменяя прошлое - Игорь Журавлёв
Дом он строил с любовью, как и хотел — деревянный, но из современного обработанного материала. Конечно, одноэтажный, не хотелось ему таскаться по лестницам вверх/вниз. Сто двадцать квадратных метров со всеми хозяйственными помещениями, но ему одному за глаза и за уши, даже немного многовато после его городской брежневской двушки. Как он и хотел, много больших окон, которые он лично заказывал в Финляндии. Только там, в этой холодной стране, считал он, умеют делать по-настоящему теплые стеклопакеты, не идущие ни в какое сравнение с теми, что делают у нас по немецкой технологии. Николай любил, чтобы было светло, тем более что все окна выходили во двор его участка в десять соток, выделенных ему, как ведущему ученому по специальной низкой цене. А во дворе он посадил деревья и кусты, никаких грядок, никаких овощей, он дома хотел отдыхать, а торчание, задрав жопу, на грядках, Сурок за отдых не признавал. Пара яблонь и груш, да кусты со смородиной и крыжовником, чтобы можно было, выйдя на улицу, полакомиться свежей ягодкой, а все остальное — это деревья разных хвойных пород, да несколько кленов, любил он почему-то клены, хотя и листьев от них по осени приходилось много выгребать. Но это ничего, иногда даже хочется размяться в охотку.
У субличности Сурка, обосновавшейся в разуме Николая Александровича, защемило сердце, которые было у них одно на двоих. Хотя каких двоих, это ведь все тот же он, только разный. Николай потряс головой, отгоняя ненужные сейчас мысли, и уселся в удобное кресло, наблюдая за ментом (вот ведь, опять жаргон попер!), суетящимся на совмещенной с гостиной кухне. Он вспомнил жирную наколку на груди одного блатного из их отряда: «Смерть ментам и активистам, жизнь ворам-рецидивистам!», которую, как утверждал Нечай, тот еще на малолетке набил, где они с ним вместе чалились. И эта мысль вновь переключила Николая с размышлений о своем любимом доме, на размышления о том, как бы лучше все сделать так, чтобы ему и в тюрьму не попасть, и мент живым остался. Задача была сложной, но разве он не ученый? Кому, как не ему, решать сложные задачи!
— Николай Александрович, — приступил к обработке майор Залевский, принеся на подносе чашки с кофе, — мы уже достаточно времени знаем друг друга для того, чтобы понять, что ты нормальный мужик…
— Мужики землю пашут, — резко отбрил мента зека Сурок, недовольный тем, что его назвали мужиком. Но Сурков — ученый, тут же попытался неловко исправить ситуацию:
— В смысле, я же ученый… Извините, Петр Сергеевич, я, наверное, немного устал в последние дни.
— Да я понимаю, — не очень уверенно продолжил куратор, попытавшись спрятать удивление. — Чтобы изобрести машину времени, нужен поистине великий ум, но и великому уму нужен отдых.
И глотнув кофе, уже уверенней продолжил:
— К тому же мы ведь договорились, никаких «вы», только на «ты»! Или что-то изменилось?
— Нет, что вы, в смысле — что ты! Говорю же, в голове полный кавардак! Конечно, мы на «ты», мы же с тобой даже специально на брудершафт пили! — вспомнил Николай эпизод из своего прошлого и, чтобы не выдать раздражения, охватившего его, тоже глотнул кофе. Кофе этот мент варить умел, вспомнил он, смакуя вкус — давно уже хорошего кофе не пил, на зоне условий нет, только если растворимый, но растворимый кофе — это же не совсем даже кофе!
Между тем майор успокоился и продолжил плести словесную паутину. Вот только Николай не был уже тем лохом, которого тот когда-то (сегодня!) пытался обдурить, он уже потихоньку учился разбираться в людях. Поэтому он слушал мента, кивал, но думал о своем. А тот заливался соловьем:
— Ну, в общем, Николай, ты человек умный, а умный человек должен понимать некоторые вещи. Я буду говорить прямо, не умею я юлить вокруг да около. Короче, есть у меня связи на Западе, есть люди, большие люди там, связанные с государством и крупным бизнесом. К чему я это? Да, к тому, что здесь твое великое изобретение никто не оценит по достоинству, а там — другое дело! Тебе выделят лучшую лабораторию, обставленную по последнему слову науки и техники, а кроме этого, я уверен, ты станешь если не миллиардером, то мультимиллионером точно.
Сурку надоело, и он прервал этот словесный понос:
— Я не понял, Петр, это сейчас ты, майор госбезопасности, предлагаешь мне предать родину?
Тот аж кофе поперхнулся, откашлялся, потом не торопясь вытер салфеткой рот, но Николай видел, что тот тянет время, думает, как ответить на прямой вопрос. И Залевский придумал:
— Родину? — удивленно переспросил он, а потом совершенно спокойно продолжил:
— Родина, Николай, там, где тебе хорошо жить, где тебя оценивают по достоинству, где за хорошую работу тебе платят хорошие деньги. А все эти красивые лозунги, — они для быдла, чтобы ободрать его так, чтобы оно было благодарно за те крохи, что падают ему с барского стола, да еще и на смерть пошло с чувством долга за сутулыми плечами. Ты, как человек с мозгами, должен все это отлично понимать, Николай.
— А знаешь что, Петя? — оборвал его Сурок, хмыкнув про себя имени (попробуй на зоне даже простого мужика с именем Петр назвать Петей, можешь и в дыню получить невзначай). — Я даже спорить с тобой не буду. Может, ты прав, может, нет, на такие аргументы всегда есть контраргументы, и каждый сам для себя решает, что для него правильно, а что нет. Проблема даже не в этом, а в том, что нет никакого изобретения, понимаешь? Нету!
— В смысле, нет никакого изобретения? — удивился майор. — А как же…
— А вот так, — развел руками Николай. — Не вышло у меня ничего, ошибся я где-то и, похоже, ошибся в самом принципе. Похоже, нет никакой возможности путешествий во времени, по крайней мере, я точно искал не там. И даже все сначала начинать нет смысла, поскольку сама моя теория оказалась неверной.
— Нет, подожди…, — Залевский покраснел и в глазах его попеременно отразился сначала страх, разочарование, а потом некое понимание. — А, понял, ты решил всех обмануть, решил, что сам выстроишь нужное тебе настоящее, самостоятельно меняя прошлое. Хитер…
— Дурак ты, Петя, — устало откинулся на спинку удобного плетеного кресла Сурков. — Даже в теории
