Активная разведка - Сергей Юрьевич Сезин
Но мало ли чего не было в мирное время, а в военное появилось, и наоборот? Попробовав в боях, что пика очень серьезное оружие, ее стали иметь и офицеры, и даже рядовые драгуны и гусары. Если бы пики раздавали всем желающим, так их бы имели у себя большинство. Но прошло время конных схваток, и пики куда-то подевались у тех, кто их иметь не был обязан. И не только пики. В четырнадцатом году многие казаки старались раздобыть револьвер, чтобы использовать накоротке в схватке. Хоть он и не был им положен, но их вахмистр против лишнего оружия ничего не имел, предупредил только, чтобы «австриец» лежал в седельной сумке или кармане и не попадался на глаза офицерам. Они такие – будут благодушны и пройдут мимо, будут на взводе – настоишься «под шашкой».
То, что трофейный револьвер был не у всех – вышло потому только, что трофеев на всех не хватало. Егору тогда хватило. Но потом снова нужда в нем прошла, хотя ездил восьмизарядный «гассер» с Егором еще три с половиной года, пока не отдал его покойному брату – тот попросил. Но оружие брата не спасло, не защищает револьвер от шрапнельного огня, эхма. Так и пал Иван под Царицыном. И даже похоронить его не удалось – осталось это место за красными.
Пока голова вспоминала, а руки продолжали работать. Дочистил пистолет, отправил его в кобуру. Это не конец, забот еще много, только по своим делам еще надо выяснить, будет ли выделен транспорт под личные вещи комсостава, и собрать их, перешерстив «Гинтер» и часть вещей отправив в седельные сумки. Две запасные фляги у него есть, нужно подумать, стоит ли раздобыть еще одну или две. Нужно ли что-то добавить из еды с собой, скажем, резервный запас муки, сахару, чаю или каких-то приправ? Ах да, ту самую тряпку на голову под фуражку…
От многих мыслей и спал отвратительно, даже во сне собирая разное в поход. И вспомнилось екатеринодарское, как два казака поссорились. Один, из корпуса Мамантова, что-то говорил про трусов из того полка, в котором служил его противник, а тот в ответ выдал: «А вы себя вспомните, как из рейда по Тамбовщине возвращались, тогда масть коня различить нельзя было от навьюченного на него. И куда вы потом делись? Домой дуван потащили, а кто в строю остался?» Это была еще дипломатическая часть. Дальше вспомнили, кто и у кого родители происходили из разных обитателей степи и речки, даже хохулю не забыли, и плавно перешли к кулакам. Пришлось тогда Егору вмешиваться и пообещать, что если оба станичника не охолонут, то он их рубанет аж до… афедрона, дальше сами развалятся! Руки еще после возвратного тифа не отошли полностью, но показать, что он это сможет – получилось. Вытерли они кровь с губ и щек и пошли по разным углам.
Тут сквозь сон пробилась мысль: а не надо ли взять с собой горячительного? Так, чуток для снятия копоти с души? Во сне Егор решил, что стоит хотя бы с полфляжки, но проснувшись – забыл.
Бывают же в жизни огорчения. Но об этом он вспомнил уже в пути. подумал и решил, что незачем разлагать местных жителей видом пьянства, они вроде как пить не должны, хотя нарушителей хватает. Как и тех, кто десять заповедей не соблюдает.
Что Егора поразило – это не подготовка к тяжелому походу на грани катастрофы, с тем было все понятно. А поразила политработа. Не только политруки, но и члены партии. и комсостав, и другие, даже он был задействован. Егор по известным причинам в партию вступать не рвался, но числился в сочувствующих. При партячейках такие имелись из числа тех, кто формально не входил в число членов и кандидатов, но готов был подставить плечо под общее дело, хоть при этом был недостаточно политически грамотен, сохранял религиозные предрассудки и прочее.
Кстати, члена или кандидата могли перевести в сочувствующие. Например, «за крайнюю политическую безграмотность» (сейчас бы сказали «неграмотность», но тогда говорили и писали так).
В данном случае у усиленной политической работы было основание – кадровая проблема. На эту осень планировалось увольнение в запас многих отслуживших свой срок. А это были испытанные бойцы, в прошлом году разбившие Ибрагим-бека в Восточной Бухаре, и не его одного. А среди «молодняка» было несколько преувеличенное мнение о Джунаид-хане и его джигитах и нукерах, скажем так, проистекавшее из отсутствия боевого опыта и излишнего доверия слухам. Вот и выходило, что готовые порвать Джунаида на клочки уходили в запас, а рвать пришлось бы тем, кто еще не совсем освоил это, да и побаивается джунаидовцев, надо сказать прямо. Из сложной ситуации вышли так: ветераны были задержаны в строю до окончания операции, но, поскольку было понятно, что это радует далеко не всех, то это предвидели и старались разъяснить оставленным на службе, что это вынужденная мера и отчего так. В итоге все получилось. Пока клинки не встретили друг друга, то все тревоги молодых парировал ветеран, говоривший: «Мы такое же про Ибрагим-бека слышали, каков этот герой. Но при встрече он бежал, как и другие. И Джунаида то самое ждет». И присовокупляли, что именно, используя слова не из словаря Даля. Так вот и довели молодняк до боев, не давая глубоко погрузиться в ожидание кошмара в лице туркменских басмачей. А дальше не до тревожных ожиданий и воображения: стрелять и рубить надо, а не предаваться страхолюбию.
Теперь предстояло дойти от Чарджуя до Ташауза,
