Ратибор. Возмездие - Александр Фомичев
— Давай сюды! И освободи остальных! — Ратибор забрал факел у Миязы и передал ей только что добытый им топор. Радостная барышница тут же стремительно бросилась рубить путы враз воодушевившимся горемыкам, всё ещё не до конца верящим в своё счастливое спасение.
Между тем на площади вспыхнули заметные волнения; над толпой сначала с изумлённым облегчением, а после восторженно пронеслось: «Ратибор!» — и разъярённые русичи ещё больше сжали кольцо вокруг места казни.
— Обнажить ятаганы! — истерично пролаял Кюбарт ослямбским воителям, первым выхватывая свою позолоченную саблю с вкраплениями изумрудов, в общем-то, пригодную лишь для скучных церемоний, а в настоящем бою довольно бесполезную. — Держать строй!
Шалмахи не преминули последовать примеру своего командира; шелест извлекаемых из ножен мечей на миг вроде бы отрезвил пылающую праведным гневом публику, слегка попятившуюся при виде трёх сотен обнажённых изогнутых клинков.
— Братья мои! Пришло время сбросить с себя ненавистные оковы! — тем часом пророкотал за их спинами с эшафота Ратибор, обращаясь к своим соплеменникам. — Давайте же вырежем этих пришлых собак под корень, — дюжий ратник кивнул на замерших в напряжённом ожидании аскеров, ощетинившихся ятаганами, — в назидание всем тварям сутулым, дабы в следующий раз вороги хорошо подумали, прежде чем к нам сунуться! Но сначала предлагаю заслушать визги нашего волчонка! Заодно проясним, кто же тут хрюшка!
С этими словами Ратибор под одобрительный гул толпы кинул факел к дровишкам под столбом, к которому присобачил постанывающего, корчащегося Горибора. Пламя тут же знатно задалось, очень быстро охватив взвывшего от нестерпимой боли волка. Но рыжекудрый гигант не стал наслаждаться муками своего поверженного противника. С могучим рыком: «В атаку!» Ратибор вытащил из ножен меч и сиганул с постамента прямо в толпу окружавших подмостки вражин. И тут же первые ряды русичей, а это оказались не кто иные, как тайно проникшие в город воины Первой заставы, — обнажили палаши и бросились на растерявшихся шалмахов, пребывавших в шоке от безумного прыжка Ратибора. Впрочем, осы относительно споро собрались, с мрачной решимостью принявшись защищать свои жизни; то, что пощады от обозлённых русов не будет, прекрасно осознавал каждый из аскеров.
Случилась жестокая, но короткая рубка; ослямы отчаянно защищались, но долго противостоять яростному урагану в виде свирепой оравы русичей оказались не в состоянии; и вот уже спустя минут десять на эшафоте к оставшимся пятнадцати столбам привязывали окровавленных шалмахов, коим не повезло выжить в только что состоявшейся сече; как говорится, око за око, зуб за зуб, костёр за костёр.
— Вот дерьмо! Это мятеж! Мятеж! Дерьмо! Дерьмо! — как в бреду, повторял Кюбарт, в одних исподниках мчавшийся к таверне «Четыре копыта», где, он точно знал, последние пару лет всегда заседали его шалмахи. В пылу сражения, вместо того чтобы руководить обороной, глава аскеров занялся тем, что без зазрения совести, впопыхах скинул с себя всё своё пёстрое тряпьё и, оставшись в одних розовых кальсонах, затем чудом сумел пролезть на карачках сквозь бурлящую гневом толпу. И вот теперь, полуголый, он, аки заяц, вприпрыжку нёсся к заветному кабаку, надеясь там найти своих воинов и после попробовать организовать хоть какое-то внятное сопротивление вспыхнувшим, словно лучина, беспорядкам. А ещё лучше — по-шустрому ускользнуть из Мирграда, ибо, пробегая мимо разгорающихся то тут, то там кровопролитных схваток, с ужасом осознавал, что на Дворцовой площади произошёл отнюдь не стихийный бунт; восстание было спланировано заранее, и его бойцов принялись разом убивать по всей столице.
— Тревога! — провизжал Кюбарт, влетая в знакомый кабак. — Нас режут, аки свиней!..
— Да неужели? — Бронислав, занятый тем, что, сидя на корточках, вытирал лезвие топора об тунику одного из мёртвых шалмахов, поднялся и, недобро улыбаясь, уставился на ошарашенного военачальника ослямов. — Ай-яй-яй, какое безобразие! Я прям ща зареву от горя! — очи русича мрачно сверкнули.
— Не может быть!.. — потрясённо проблеял замерший на пороге трактира Кюбарт, огорошенно разглядывая зал «Четырёх копыт», усыпанный телами его воинов. Между ними ходили верные Брониславу витязи, устроившие несколько минут назад славную мясорубку в корчме у Феофана, надо заметить, не особо опечалившегося учинённому разгрому его детища.
«Зал потом восстановить можно, чай, найдём на что! Зато иноземцев искромсали, доброе же дело!» — про себя довольно рассуждал владелец таверны, не без облегчения хлебая винишко из чудом уцелевшего кувшинчика.
— Заползай, гадина, гостем будешь! — Кюбарта сильно пнули в зад ногой. Влетевший в кабак глава ослямов неловко распластался на полу. Над ним навис зашедший следом Любомир, за которым толпились с десяток его бойцов с окровавленными мечами наперевес. Быстро осмотревшись, командир Первой заставы столкнулся взглядом с Брониславом и кинул:
— Заканчивайте здесь, Брон, мы нужны у дворца! Там заморских собак ещё сотни полторы окопалось!
— Топаем, друже, уже топаем! Сейчас вот только одному поганцу должок верну, — с этими словами Бронислав подошёл к так и не подумавшему вставать Кюбарту, вдруг жалобно заголосившему: — Пощады!..
— Сколько тварюга, ты слышал таких стенаний от простых горожан за последние два года, что тутова шарился, а⁈ — Бронислав присел над шалмахом, задрал за волосы его голову и буднично, не без удовольствия вспорол тому ножом глотку. — Будем считать, я тебя пощадил, скотина, позволив сдохнуть шустренько, без мучений! Хотя, помнится, об меня ты железо калёное жёг не один день!..
