Японская война 1904. Книга 6 - Антон Дмитриевич Емельянов
— Это просто невозможно, — ювелир из Владивостока после неудач других своих коллег снова обрел уверенность в себе и теперь ждал провала от последнего конкурента.
Однако… Пластина легла под белый свет, и вокруг нее появились идеальное ровные круги. И центр — четкий! В толпе ювелиров раздались перешептывания.
— Кто это?
— А я про него среди наших никогда не слышал.
На лице первого еврея-неудачника появилась торжествующая улыбка. Запах тайны стал еще более явным. Я кивнул Огинскому на обоих евреев, чтобы тот пригласил их на отдельную беседу. И, оставив в приемном всех остальных участников, мы перебрались в тот самый кабинет, в котором я еще недавно ждал этой встречи. Вот теперь можно было поговорить и прямо.
— Вы же не ювелир? — я посмотрел на второго еврея, принесшего с собой идеально ровный кварц.
— Часовщик, — ответил тот, и мне захотелось выругаться.
Ну, конечно же! Ювелирам ведь что важно при обработке камня? Красота, гладкие грани, и все в принципе. А вот для кого на первом месте стоит точность, так это часовщики!
— Алексей Алексеевич, — я повернулся к Огинскому, — кажется, приглашение всех этих людей было именно нашей ошибкой. Они в свою очередь просто делали то, что и обычно, поэтому прикажите выплатить им не только за проезд, но и компенсацию за потраченное время.
— Сколько?
— Они работали на наши заказы неделю, с учтем дороги — половина месяца. Вот по половине жалования подпоручика за месяц им и выплатим. А теперь можно и познакомиться, — я посмотрел на евреев и представился. — Броневой генерал Российской императорской армии Вячеслав Григорьевич Макаров.
— Берл Гольдшмидт, — поклонился первый. — Я ювелир, и, как вы правильно поняли, поэтому мне было сложно выполнить задание, которое озвучили ваши люди. Но я сразу подумал, что с этим сможет справиться мой зять…
— Лейб Штейн, — зять выглядел чуть ли не старше своего тестя, но по легкому смущению и короткому ответу сразу стало понятно, что Берл в этой парочке действительно считается старшим.
— Лейб — это по-вашему Лев, — тут же подтвердил мои мысли первый еврей, снова зачастив. — И мой зять всегда как лев бросается на любые новые задачи. А штейн, кстати, означает камень — еще один символ того, что он был рожден не столько для часов, сколько для того, чтобы помочь вам.
Кажется, кое-кто прямо сейчас начал набивать себе цену.
— Спасибо, что проявили смекалку, это будет вознаграждено по полной, как и было обещано, — я кивнул как раз вернувшему Огинскому, и тот аккуратно подхватил Гольдшмидта под локоть и повел к выходу из комнаты.
Было заметно, как старому еврею очень хочется напоследок надавать советов своему родственнику, но в итоге он так и не решился уж слишком наглеть.
— Расскажите, как у вас получились такие ровные грани? — спросил я у Лейба, когда мы остались одни.
— Я тоже использовал кольца Ньютона, как у вас, для проверки граней, — немного неуверенно начал тот. — На самом деле у нас, часовщиков, это почти обязательный инструмент, так что тут не было ничего сложного. Вот где пришлось подумать, так это когда я искал, как бы лучше сделать линию среза… Кварц — это же кристалл, у него, если приглядеться, можно увидеть ось симметрии и, соответственно, поставить резец как точно по ней, так и под углом.
И еще один удар под дых моим воспоминаниям из будущего. Ведь сидел, даже делал записи о том, что может быть важно для будущих передатчиков, чтобы ничего не пропустить, и вот: про кварц вспомнил, а что для правильной его работы важен разрез — нет. А он важен! Сейчас, когда Лев об этом сказал, в памяти тут же всплыло… Будешь резать как хочешь, и волны будут гулять. Сделаешь надрез по оси симметрии — сигнал станет стабильным, но слабо. А вот если пройтись под углом, как на одной интуиции сделал этот часовщик, то точность сигнала вырастет в разы.
Мы еще пять минут обсуждали детали работы и возможность перейти от ручной обработки кварца к механической, а потом заключили первое соглашение. Первая партия из тринадцати пар идентичных пластин должна быть изготовлена в течение недели. За каждую я плачу по сто рублей. Параллельно Лев будет думать о возможности механизации и о том, что именно он может оказаться во главе нового направления. Почему-то с учетом его предприимчивого родственника я ни капли не сомневался в том, что он и согласится, и придумает, как все организовать.
Что ж, теперь можно было выезжать обратно в штаб.
* * *
Фон Винклер после встречи с Макаровым отправился прямо на телеграф. Встреча с Мельником подождет. То, что он увидел в переданных генералом бумагах, было гораздо важнее одного пусть и большого контракта. Сначала-то он заметил только ту же самую схему, что использует «Байер», но потом начал вчитываться в детали, и в глаза сразу бросились отличия. Причем не в пользу Германии, что характерно.
Например, рубашечный реактор, который использовали для нагревания и нитрации толуола. В чем его суть: есть внутренний кожух, где находятся реагенты, есть внешний — и между ними стоит вода, чтобы их охлаждать и поддерживать нужную температуру. Кажется, что тут еще можно сделать? А Макаров написал… Например, не просто заливать воду словно в пруд, а подавать под давлением, что сделает процесс охлаждения более стабильным.
Дальше — никакой ручной работы. Механический клапан, который будет открывать или перекрывать путь воде в зависимости от температуры. Мешалка для реагентов, которую «Байер» действительно использовал, но только на поздних стадиях… А Макаров предлагал ее ставить сразу, что повысило бы чистоту реагентов за счет равномерного распределения температуры, а еще… Опять датчик! На этот раз вязкости, а вместе с ним — возможность перейти на второй и третий этапы реакции без необходимости что-то выгружать и перекладывать.
Безопаснее, надежнее, выше качество… И почему эти слова все чаще становятся символами чего-то русского? Плевать. В любом случае в Берлине должны об этом узнать и пусть уже они принимают решение. Сам фон Винклер был
