Темная лошадка - Владимир Владимирович Голубев
Шувалов выпучил глаза, покраснел и вскочил с места.
— Водички, Андрей Петрович? — как ни в чём не бывало, продолжил я.
— Кх-кх!
— Пейте-пейте! Пришли в себя? Мне не нравится, что Вы ведёте себя как побитая собака! Пока я Вас ни в чём не виню. Более того, после Ваших подвигов во время наводнения моё доверие к Вам выросло. Так что не стоит его подрывать столь нервическим поведением. Вы дворянин, в конце концов. Даже идя на плаху, Вы должны сохранять спокойствие. Тем более что сейчас о подобном не идёт и речи. Пришли в себя?
— Да, Ваше Величество, приношу извинения! — Шувалов выпрямился и замер.
— Хорошо! Итак, почему этот Ваш Вернер повёл себя так вызывающе?
— Ваше Величество! Он известный наглец и не слишком умён, однако, у него определённо талант в делах коммерческих! В торговом сословии, да и в дворянском тоже, бытует мнение, что Вы покровительствуете купечеству и заботитесь о городах. А Петербург всё-таки столица.
— Вы и поставлены, Андрей Петрович, чтобы подобные настроения изжить. — я внимательно посмотрел на Шувалова.
— Горожане привыкли… — голос петербургского губернатора потускнел, он, похоже, опять начал бояться моего гнева.
— Безусловно, Андрей Петрович, безусловно. И прекрасно, что Вы это понимаете. Давайте разбираться с ситуацией дальше. Вернера наказывать не будем — его глупость и есть достаточное наказание.
— Ваше Величество! — приободрился Шувалов, — А правда ли говорят, что Вы решили перенести столицу из Петербурга?
Я не пытался делать тайны из распоряжений, отданных о разработки планов новой столицы, и совершенно неудивительно, что по Петербургу сразу же пошли слухи. И вот от столичного градоначальника такое уж точно скрывать мне и в голову не приходило.
— Решил, Андрей Петрович. Однако это никак не влияет на Вашу задачу. Переезд дело совсем небыстрое, у нас впереди ещё будет много лет до этого события. — я улыбнулся, и Шувалов снова преисполнился смелости.
— А как же быть с восстановлением Петербурга? Будут ли выделены средства?
— Андрей Петрович! Средства выделены будут, но именно на восстановление! Город и порт должны жить. А вот красота и удобство — это проблема горожан. Я не собираюсь за счёт всей империи делать из Петербурга образец для подражания. Мне хватает проблем.
— Ваше Величество! Не смогут горожане! Нет у них…
— Я не сказал, что отказываюсь участвовать в жизни города. Мне лишь необходимо, чтобы Петербург не был придатком к столичным функциям, чтобы он жил заботой горожан и попечением городских властей, а не волей императора. Вот, посмотрите, Вернер просто пришёл ко мне требовать, чтобы империя всё сделала для Петербурга. Не помогла городу, а сделала сама. Меня это не устраивает!
— Ваше Величество! В городе огромное влияние имеют чиновники, а они привыкли исполнять волю государя…
— Но вы-то понимаете, что я хочу? Вижу, что понимаете! Перенос столицы это ещё один шаг к изменению неправильных представлений горожан. Я не хочу жить в окружении нахлебников. Ещё что-то?
— О работах в городе…
— Ну и прекрасно, собственно именно для этого я Вас и пригласил, Андрей Петрович.
Наконец мы нормально смогли обсудить планы по перестройке города. Шувалов повеселел, поняв, что его заботам вручается огромный фронт работ, и он получит свою славу. Однако когда он понял, что значительную часть финансирования ему предстоит добыть у весьма экономных горожан, причём требуется обставить это изъятие так, будто это их собственная инициатива, то губернатору пришлось серьёзно задуматься.
Ну и пусть поразмыслит. Почему я должен платить за гимназии и училища, фонари, мощение улиц, улучшение канализации и прочее, коли Петербург один из самых богатых городов империи? Да, о жителях разрушенных районов пришлось подумать и взять на себя бо́льшую часть расходов по строительству жилья, они-то сами сейчас не потянут, ну и хватит.
На следующий день аудиенции начал добиваться Вернер, до которого наконец дошло, насколько он вёл себя неподобающе с императором, хотя и не исключаю, что его промах ему описал тот же Шувалов. Общаться с человеком, который не ощущает границ дозволенного, у меня желания не было — пусть мучается. Купец перепугался, бедняга, однако бежать из России, где он был весьма состоятельным человеком, всё же не решился. Так и жил, предпочитая больше не проявлять несогласованную инициативу, что явно пошло ему на пользу.
Шувалов взял его под опеку и сделал из немецкого купца агента, через которого мог запускать в городскую среду свои идеи. К зиме в Петербурге удалось организовать шесть обществ по улучшению города — мостовые, фонари, снабжение водой, нечистоты, строительство учебных заведений и лечебниц теперь стали заботой горожан. Я, конечно, был вынужден также участвовать в этих обществах — это всё-таки столица, я в ней живу и работаю, и несправедливо было бы вообще отстраниться от проблем города.
⁂⁂⁂⁂⁂⁂
Напряжение в мире нарастало всё больше и больше. Французы уже практически влезли в войну между англичанами и североамериканскими колонистами, тратя поистине огромные средства на поддержку мятежников. Правительство Норта это прекрасно видело, но не обостряло ситуацию, чтобы не спровоцировать войну ещё и с королём Людовиком.
А в само́й Америке пожар только разгорался. Получив значительную помощь от Франции, а кроме неё ещё и от Испании и Голландии, которым тоже сильно не нравилась политика Великобритании, повстанцы смогли разгромить и заставить капитулировать армию Бергойна при Саратоге[1]. Эта катастрофа вызвала небывалый подъём патриотизма во Франции, а следом и в Испании — все поняли, что зверь ранен, и его можно добить. Большая война явно стояла на пороге.
Про намерения Франции нам было известно почти всё. Орлова приходилось регулярно удерживать от слишком большой активности — в наших планах совершенно не фигурировала война с Англией. Алексей Григорьевич же был человеком увлекающимся и, став довольно близким другом и едва ли не советником короля, начал вмешиваться в дела флота и армии Франции.
Он был очень неплохим специалистом в организационных и кадровых вопросах, причём его мнение совпадало с мыслями самого́ Людовика. Оба они считали, что главное условие победы Франции — это порядок в снабжении и высокий боевой дух командиров. Орлов рвался к управлению, но это желание вызывало крайнее недовольство среди самих французов, которые не желали терпеть вмешательство иностранца, да и вообще не считали нужным что-то менять.
Кое-какие свои идеи, конечно, Орлову удалось осуществить. Государственный секретарь по военно-морскому флоту де Сартин[2] был человеком, который к
