Письма героев - Андрей Владимирович Максимушкин
— Кто его знает, Еремей Сергеевич, все может быть. Пока же считайте, что это большие маневры.
— Хотелось бы верить, — вставил слово Никифоров. — Что-то мне подсказывает, не случайно это все началось аккурат после того как англичане высадились в Норвегии.
— Не нам решать, — прищурился Кравцов. — Давно было ясно, бриты не остановятся, а наш царь великим терпением не отмечен. Вот увидите, выйдем к границе Месопотамии и сразу получим приказ наступать. День дадут привести роты в порядок, обозы подтянем и сразу бросят на Багдад. Мы как раз выходим на равнину, самое то для наших подвижных частей и бронебатальонов.
— Неужели так все плохо, что после двух дней отдыхать?
— Сами посмотрите на этот бедлам, Иван Дмитриевич. Мы еще не знаем, что с техникой 2-й Санкт-Петербургской творится. Если не видели расписание, она как раз у нас по пятам идет. Мы и будем подвижной дивизии дороги ровнять и переправы наводить.
Штабс-капитан ошибся. Уже на следующий день батальон догнал порученец на мотоцикле. Перед строем людям зачитали манифест государя Алексея Второго о объявлении войны Британии и Франции. Причинами назывались отказ от мирного урегулирования польского вопроса, ввод войск в европейскую Грецию, неспровоцированные атаки и потопление российских судов, отказ выплатить компенсации жертвам, препятствия мирной торговле, надуманный запрет на поставку нефти в Россию. Последним пунктом шла агрессия против союзной нам Норвегии.
Батальон встретил начало войны громким «Ура!». Однако особой радости или разочарования на лицах не видно. В саперы людей брали грамотных, все с полным средним или специальным образованием, они без того понимали: рано или поздно этим и должно было закончится. Точнее говоря, начаться.
Порученец вскочил на мотоцикл и помчался дальше. Прапорщику предстояло догнать ушедшие вперед части. На радиосвязь не полагались. Такие вещи положено объявлять вслух, зачитывать приказы и манифест перед строем. Вульгарные радиограммы же для тех, к кому мотоциклисты до конца дня не успеют точно.
Батальон как раз встал на обед. Марш маршем, но людям надо питаться горячим и иногда отдыхать. Подполковник Никитин первым делом отправил людей к полевым кухням, а сам вместе со помощником и адъютантами вскрыл последний запечатанный конверт со штампом командующего корпусом. О полученных приказах комбат не распространялся, только намекнул, что ничего нового, неожиданного и интересного он в конверте не обнаружил.
Характер марша не изменился. Стальная лавина корпуса пробиралась через предгорья к границе. Махина мехкопуса стремилась на оперативный простор. Вперед вырвались казачьи полки и маневровые бронегруппы.
Бронетанковая дивизия и 8-я механизированная в хорошем темпе шли в полосе железной дороги на Киркук. 2-я Санкт-Петербургская с приданными частями пробивалась горными дорогами севернее основных сил корпуса. О планах командующего корпусом амбициозного генерал-лейтенанта Анатолия Пепеляева обер-офицерам и нижним чинам не сообщали. Не без оснований в саперном батальоне подозревали, что на равнинах и в полупустынях ясности не прибавится.
Командовавшие авангардными отрядами молодые энергичные поручики и штабс-капитаны стремились отличиться при первой возможности, технику не жалели, людей гнали вперед без остановок. Передовые части сбивали британские заслоны и заставы, оседлывали дороги и переправы, связывали боем крупные гарнизоны. Саперам пока работы не находилось.
Под удар попали не только англичане, но и иракские подразделения. Случился дипломатический казус. Россия войну Ираку не объявляла, видимо, в Петербурге не посчитали нужным из каких-то там высших эмпирей. Командирам русских подразделений предоставлялось на месте решать: атаковать арабов, или позволять им сворачиваться и уходить. Конечно, старались решать дело миром, но не всегда получалось.
Где-то там далеко в светлых кабинетах с высокими потолками, величественных дворцах решались глобальные вопросы, обсуждалось будущее целых стран и наций. Гремели скандалы. Разрывались отношения и заключались союзы. Вершилась большая политика. До бойцов Кексгольмского саперного батальона долетали только отголоски тех великих событий. Хотя именно им здесь и сейчас приходилось расхлебывать последствия «недальновидных» решений и «неверной оценки ситуации» в тех самых высоких кабинетах.
Люди и техника не могут двигаться бесконечно долго. Иногда им требуется отдых. На остановках радиомашина по-прежнему пользовалась любовью у личного состава. Правда, заведующий радиочастью в одно прекрасное утро уже получил втык от Никитина. А не надо было переключать репродуктор на британскую радиостанцию в Хайфе. Знатоки английского не только среди офицеров встречаются. Надо сказать, подполковник только транслировал на подчиненного то, что ему весьма вежливо пояснил прикрепленный к батальону жандармский капитан Вавилов.
Глава 17
Франция. Верден
27 марта 1940. Алексей.
У капитана Бользена наступило то счастливое время, когда нашел свое дело. Он пропадал в казарме и на полигонах с утра до позднего вечера, старался как можно чаще бывать с людьми. Многие командиры бригады поступали так же. Батальонный комиссар вообще переселился в казарму. По его словам, чтоб быть ближе к людям. Как потом рассказали Рихарду, приступ самоотверженности Розенберга совпал с ссорой с любовницей. Что-ж, каждый глушит горе по-своему.
Батальон получил пушки. Полудюжину противотанковых «Шкод» калибра 47-мм Рихард Бользен принял как манну небесную. Немало сил и средств потребовалось Коминтерну чтоб добыть эти мощные орудия. С момента оккупации Чехии заводы «Шкода» прекратили экспорт, вся продукция шла только на нужды германской армии. Однако, связи, хорошие люди и деньги решают многое.
Комбат немедля выделил отдельную роту тяжелого оружия, поставив над ней энергичного вечно чем-то недовольного лейтенанта Валиахмеда Доцоева. Впрочем, все это по лекалам французской армии. Противотанковые и полевые орудия, батальонные минометы и станковые пулеметы выделялись в отдельную секцию. Так проще управлять ими в бою.
В дополнение удалось выбить из штаба целых полтора десятка грузовиков. Часть машин Бользен закрепил за артиллеристами, остальные приспособил под подвижный тыл. Начальником автопарка пришлось ставить Саркиса Миквеляна. К удивлению всех офицеров, горячий кавказец Миквелян быстро сдружился с неуравновешенным горцем Доцоевым. Хотя раньше Валиахмед заявлял, дескать, армяне хуже русских, более подлого народа он в жизни не видал.
Рихард как-то стал свидетелем разговора Розенберга с Доцоевым. Комиссар делал очередное внушение несдержанному горцу. Дескать, нет плохих наций, есть плохие люди.
— Да знаю я, геноссе Яков. Среди армян не все плохие. Вот Саркис мне как брат родной. Вернемся на Кавказ, я ему самый лучший дом найду и подарю, две отары овец дам, работников пригоню сколько душа пожелает. Пусть каждый день шашлык кушает.
— А где ты дом найдешь? — пассаж о «работниках» комиссар пропустил.
— Так освободим нашу землю, всех христиан вырежем, дома нам достанутся.
— Всех? А если среди них сознательные пролетарии будут? — разговор шел по-русски.
