Фантастика 2025-96 - Ким Савин

– И скучно, – перебила Кляпа. – Безопасность – это смерть. Скука – это смерть. А ты теперь хотя бы живая. Живая, мокрая и слегка осатаневшая. Ты больше не строчишь отчёты. Ты проживаешь. Ты действуешь. Ладно, не ты. Я. Но всё равно – аплодисменты.

Валя стиснула зубы. На секунду ей показалось, что всё это можно пережить, если просто сидеть очень тихо. Но дверь с лязгом отворилась. Стук каблуков. Ровный, уверенный, методичный. Кто—то вошёл. Аура «я пришла вас диагностировать» чувствовалась даже сквозь стену.

– Слышишь? – прошептала Кляпа с притворным напряжением. – Кто—то кашлянул. Шаги были? Или это просто вентиляция? Ну вот, я уже в предвкушении. Давай тренироваться. Лицо собери. Чуть тревоги, но без истерики. Брови домиком, глаза – искренние. Мы не клинический случай, мы просто нестандартная соискательница помощи.

Валя закрыла глаза, прикусила внутреннюю сторону щеки. Её тело реагировало, будто она действительно готовилась к кастингу. Плечи выпрямились, спина напряглась. Хотелось уползти внутрь себя, как улитка. Но не получалось. Потому что Кляпа уже диктовала реплики.

– Интересно, – мечтательно продолжала Кляпа, – а психиатр симпатичный? Или опять «мне сорок два, я замужем за диагностикой»?

Сумка на коленях задрожала. Нет, не физически – эмоционально. Её пальцы начали скользить по ремешку туда—сюда. Дыхание участилось. В голове прокручивались слова, которые она не хотела произносить. Как она будет объяснять? Как скажет «во мне живёт инопланетянка, и она любит БДСМ больше, чем суп»?

– Не паникуй, Валя, – почти ласково сказала Кляпа. – Всё будет хорошо. Их там много. С разными диагнозами. Питание трёхразовое. Лекарства разноцветные. И – внимание – бесплатный доступ к телевидению. А ты ж так хотела попасть в телевизор. Помнишь? В третьем классе?

– Отвали, – прошептала Валя.

– Не дрейфь, дорогая, – продолжала Кляпа. – В психушке, говорят, кормят три раза в день и всегда есть с кем поговорить. Правда, с таким же диагнозом, как у тебя, там уже вся палата занята.

Валентина почувствовала это не сразу. Сначала – лёгкое онемение в пальцах, потом – дрожь, будто организм сначала хотел побороться, но передумал. Воздух стал тягучим, плотным, как кисель. Каждое движение давалось с трудом, как во сне, когда пытаешься закричать, а выходит только беззвучное мычание.

Где—то у границы сознания кольнуло: «Она здесь». Холод прошёлся под кожей, как отработанный сквозняк из старого холодильника. Валя попыталась сжать пальцы – не получилось. Попробовала отвести плечо – запоздало осознала, что оно уже не её.

Дыхание стало чужим – ровным, глубоким, сценическим. Мышцы лица натянулись в незнакомую полуулыбку, подбородок поднялся. Валентина внутри закричала: нет, только не сейчас, не перед этим человеком, не здесь, не в форме, не в момент, когда ещё можно было отыграть назад.

Кляпа взяла управление с тем спокойствием, с каким хозяйка выключает свет на кухне перед уходом. Она не произнесла ни слова, не сделала ни одного резкого движения – просто вошла в тело, как человек, открывающий хорошо знакомую дверь. Всё было спокойно, почти буднично.

Ни пафоса, ни вступлений, ни пауз – Кляпа просто перехватила управление, как будто никогда его и не отпускала. Тело отозвалось ей, будто это было естественно. Плечи приняли ровную, уверенную линию, словно кто—то за кулисами натянул невидимую струну вдоль позвоночника, а глаза наполнились особым блеском – не теплом, не злостью, а вниманием, заострённым как лезвие, готовое к диалогу или нападению. Осанка стала театральной, сдержанно сексуальной.

Дежурный сидел один. Он пил воду, щёлкал ручкой и смотрел в экран, явно притворяясь, что не замечает ничего странного. И это было худшее: он не отворачивался, не пялился – он ожидал. Пассивно. Подозрительно вежливо.

Валентина закричала внутри снова. Пыталась подать хоть какой—то сигнал. Но тело стало безвольным актёром, играющим по чужой режиссуре.

Кляпа двинулась вперёд с тем изяществом, какое бывает у женщин, знающих свою силу: сначала один шаг – выверенный, неспешный, точно рассчитанный по траектории взгляда, потом второй – плавный, мягкий, как удар кистью по холсту. На бёдрах появился лёгкий кач – не вульгарный, а уверенный. Руки двигались с отточенной экономией. Пальцы двигались легко, без напряжения, будто точно знали, что делать и куда лечь; спина держалась ровно, словно вдоль неё прошёл невидимый каркас; шея вытянулась с грацией, в которой не было ни напряжения, ни усилия – только намерение быть увиденной. Она подошла ближе, встала на ту границу, за которой начинается «психологическое вторжение».

– Ты просто представь, – проговорила Кляпа внутри, – как красиво это со стороны. Ты – скромная бухгалтерша, а тут вдруг такая метаморфоза. Из Excel – в роковую женщину. Это же почти биографическая драма.

Валентина зажмурилась мысленно. Внутри всё дрожало. Унизительно было не то, что Кляпа делала, а то, как легко тело соглашалось.

Кляпа наклонилась, провела пальцами по лацкану формы дежурного. Словно поправляя пуговицу, которой там не было. Дежурный застыл.

– Ну вот, – прошептала она. – Сцена номер два. Сейчас будет красиво. Эффектно. С лёгким налётом театральной зловещести. Главное – не дёргайся. Всё под контролем. Моим, разумеется.

Валентина пыталась вернуть хотя бы мизинец. Без шансов. Даже дыхание шло по сценарию Кляпы – в нужном ритме, с нужной глубиной.

– Сейчас будет немного стыдно, дорогая, – добавила Кляпа ласково, – но это лучше, чем курс лечения в компании Наполеона и Цезаря.

Кляпа в теле Валентины двигалась с той кошачьей точностью, которая не оставляла шансов даже самым крепким нервам. Взгляд был зафиксирован на дежурном, как на цели – не враждебной, но стратегически полезной. Она не шла – она просачивалась в пространство, делая его своим. Каждый шаг, каждый наклон головы был выверен, как у балерины, репетирующей на грани приличия.

Линолеум под каблуками тихо потрескивал. Воздух между ними сгустился, как перед грозой. Дежурный ещё делал вид, что не замечает её приближения, но глаза его, предательски бегая между экраном и женщиной, выдавали всё. Он моргнул, сделал глоток из пластикового стаканчика – рука дрогнула.

Кляпа замерла в метре от стойки. Её лицо дышало вежливым интересом, но в уголках губ уже намечалась опасная улыбка. Та самая, которую невозможно классифицировать – не насмешка, не ласка, не флирт, а нечто, похожее на начало поглощения. И дежурный, сам того не желая, подался вперёд.

– Ах, как давно у меня не было таких симпатичных сержантиков, – произнесла она мягко, грудным голосом, насыщенным теплом и насмешкой одновременно.

Интонация напоминала вечернюю радиоведущую, которая вот—вот предложит тебе развратный гороскоп на неделю. Она говорила спокойно, размеренно, но каждое слово звучало так, будто его прогоняли через плотную фильтрацию страсти и власти.