Варлорд. Политика войны - Николай Соболев
— Как это?
— Всех баб этой швали трахнули и обрили наголо, а потом фалангисты прогнали их по городу.
— То есть она сейчас одна?
Младший подхватился, взял винтовку, проверил пистолет за поясом, заговорщицки подмигнул и был таков.
До утра он так и не вернулся, и капитан с братом и Михаилом отправился на поиски. Младшего они нашли на кровати в домике Шестипалого, с простреленной головой. Рядом, на полу, с такой же раной лежала наголо обритая Мануэла, сжимая в руке пистолет.
Ромералес как с цепи сорвался и помчался искать, на ком сорвать злобу. Но все везучие «красные» удрали, а невезучие уже лежали за кладбищенской оградой, наскоро присыпанные землей.
Наконец, кто-то сказал Энрике, что в участке гражданской гвардии сидят члены муниципалитета.
— Их-то за что? — удивился Крезен.
— Когда все началось, анархисты арестовали падре, а эти промолчали, — объяснил тот самый сержант гвардии, который скрывался у Ромералесов.
Все как в прошлый раз, даже красный след от лаковой треуголки на лбу, только крови в разы больше.
Ромералес потребовал отдать ему арестантов, сержант отказал, Ромералес умчался за подмогой и явился с командиром фалангистов, следом прибежал сам падре и попытался отговорить Ромералеса, поскольку члены муниципалитета никак не причастны и, наоборот, сделали все от них зависящее, чтобы с падре обращались хорошо…
Тщетно. Еще несколько холмиков добавилось за кладбищем, Ромералес напился на троих с отцом и средним братом, а Михаил впервые подумал, что все очень похоже на пережитое в России, но жестокость испанцев поразила даже его.
Сам не заметив как, Крезен оказался в составе той же колонны, что и Ромералес — а куда было деваться?
Посаженные на грузовики марокканцы и легионеры двигались от деревни к деревне, поначалу у каждой предъявляли ультиматум, а при сопротивлении подтягивали артиллерийскую батарею.
Но отпор от городка к городку сильно отличался: где-то бестолково стреляли из винтовок, даже не удосужившись укрепить въезды и опасаясь принимать бой в чистом поле, а где-то…
Четыре вылетевших из-за апельсиновой рощицы грузовика не разворачивались, как тачанки, а сразу ударили из станковых пулеметов, установленных над кабинами. Пока «африканцы» сыпались из кузовов в кюветы, нападавшие развернулись и скрылись в клубах пыли. Едва колонну привели в порядок, как еще три грузовика выскочили с другой стороны… Девять убитых, двадцать три раненых плюс две машины пришлось бросить из-за пробитых моторов.
Городок впереди словно вымер, но стоило приблизиться на триста метров, околица расцвела вспышками пулеметов, а когда «африканцы» залегли, и развернулась приданная колонне батарея, ударили минометы, накрыв пушки с третьего залпа.
— Словно заранее пристреливались, — зло прошипел Ромералес.
— Почему «словно»? — Крезен уже узнал этот стиль. — Точно пристреливались, это же «парагвайцы».
— Кто?
— Те, кто воевал в Парагвае. Машины те же, оружие то же, тактика та же. Готов спорить, когда подкрепления пойдут в атаку, городок окажется пуст.
Так и вышло.
Ромералес носился по улицам, выискивая «красных», но все, кого можно было записать в эту категорию, ушли на Севилью. А потом из нее тоже, но это не помешало марокканцам и легионерам устроить резню в рабочих кварталах. Мужчин, заподозренных в симпатиях к Народному фронту, убивали на месте или выбрасывали с балконов, над городом стоял неумолчный крик женщин и звуки выстрелов.
Ромералес занимался допросами немногочисленных пленных, которых по окончанию буднично и деловито расстреливали.
— Слушай, не слишком ли вы круто? — все больше недоумевал Крезен.
— А что, в России вы не так поступали? — огрызнулся Ромералес, отчищая с рукава бурые пятна.
Михаил попытался рассказать про то, как хорошо начал и плохо кончил адмирал Колчак, как раз из-за репрессий, но после слов о том, что офицеры и солдаты начали пороть мужиков, Ромералес бросил:
— Ну и правильно! С ними только так! Майора Баррона помнишь?
— Конечно.
— Так вчера сообщили — его сожгли вместе с семьей и поместьем. А в Барселоне еще хуже, там этот русский большевик Махно встал во главе анархистов и зачистил всю Каталонию!
— Он не большевик.
— Да какая разница, красный! Церкви жгут, монастыри грабят, епископов убивают!
Епископа Хаэна действительно убили в Мадриде, епископа Сьюдад-Реаля прямо за рабочим столом, епископов Кадиса и Альмерии расстреляли в Малаге. Новости эти распространялись быстрее молнии, Крезен подозревал, что неспроста.
— Так что спасибо тебе за фокус с карандашами, — закончил чистку Ромералес, — но я лучше буду по старинке, пальцы резать. Все равно потом расстреливать, какая разница.
В августе силы Варелы пополнили наконец-то переброшенными из Африки частями и доставили по железным дорогам оружие и боеприпасы, разгруженные в Лиссабоне с немецких судов, а генерал Санхурхо приказал наступать на Бадахос (как утверждали, это решение продавил Франко). Прорываться вдоль границы, чтобы установить связь с Северной армией Саликета особой нужды не было, при благосклонном отношении доктора Салазара связь и так держали через Португалию. Там же перебрасывали оружие и подкрепления, но ханжи из Лиги Наций уже высказывали свое «фи». К тому же, территорию у красных все равно надо отвоевывать.
Варела сформировал несколько колонн под командой Хуана «Ягуара» Ягуэ, в каждую входили бандера Легиона, табор регуларес, батарея артиллерии на реквизированных грузовиках. Восемь или девять тысяч человек, им даже придали зенитные орудия и некоторое прикрытие с воздуха, хотя республиканцы продолжали безнаказанные налеты.
Одна «кобра» почти у самой Таблады настигла грузный немецкий транспортник и двумя очередями отстрелила ему хвост. Ju-52 с ужасным ревом пытался дотянуть до близкого аэродрома, но рухнул в обводной канал Гвадалквивира прямо на глазах Крезена и Ромералеса.
Дорога на Бадахос оказалась значительно легче — здесь не выскакивали с флангов грузовики с пулеметами, не падали на голову мины, не ждали пулеметные засады в заранее отрытых окопах.
Бросок на грузовиках, подавление разрозненного сопротивления, аресты подозреваемых, расстрел. И дальше — бросок, подавление, расстрел, бросок, подавление, расстрел. Михаил смотрел и никак не мог поверить, что испанцы, офицеры, обходятся с жителями Эстремадуры и Андалусии хуже, чем они обходились с кабилами в Марокко! Сколько раз брошенная в обход марокканская кавалерия встречала колонны выставкой отрезанных голов ополченцев, сколько раз по улицам гнали обритых наголо женщин…
В деревне Амендралехо пришлось оставить целую роту — сотня милисианос засели в старинной церкви с толстыми стенами, которые не брала артиллерия.
— Ничего, — грозился Ромералес. — Посидят недельку без жратвы и воды, сдадутся как миленькие!
