Фантастика 2025-96 - Ким Савин

– Всего—то курьер, – успокаивала Кляпа, – это же не стоматолог или, упаси Бог, сотрудник полиции. Там было бы сложнее объяснять, почему ты вдруг такая… энергичная.

Сначала она просто открыла шкаф. Не решительно, не смело, а с тем самым выражением лица, с каким опытные женщины подходят к раскопкам. Там, среди тонкой нафталиновой пелены, висели вещи, которые она не надевала ни при одной живой душе. Платье цвета растаявшего мороженого с пудровым бантом. Юбка в складку, где—то между школьной формой и офисным отчаянием. Кофточка с бисером, которую она покупала на первом курсе, когда ещё верила, что преподаватель культурологии оценит драму в узоре.

Кляпа – бодро:

– Ого. Прямо костюмерная сериала про старую деву. Валя, это твои вечерние доспехи? Или одежда для жертвоприношения?

Примерка началась с попытки натянуть платье через голову. Вроде просто. Но рука застряла в подкладке, локоть полез в пройму, платье завертелось, и через двадцать секунд Валентина уже стояла как стеснённый суши—ролл, с левой ногой в подоле и воротником под мышкой. Попытка вырваться привела к тому, что она рухнула спиной на кровать, громко, с глухим звуком поражения.

Кляпа закатилась:

– Если сексапильность измерять количеством падений в минуту, ты сегодня точно Мисс Вселенная.

Когда ей наконец удалось выбраться, она не сдалась. Достала юбку. На бёдрах она застегнулась, но как—то косо. Пятно – неясного происхождения – оказалось точно по центру. Валентина мысленно прикинула, можно ли назвать его авторским элементом. Ответа не последовало.

Чулки. Здесь всё пошло по классике. Один порвался при первом натяжении, второй исчез – буквально. Он выпал из руки, съехал, и, несмотря на отчаянную погоню на коленях, канул за диван, как будто знал, что быть частью этого спектакля не хочет.

Кляпа ехидно комментировала:

– Ты бы хоть стринги купила, Валя. Они вон в супермаркете у кассы лежат. А твои хлопковые крепости – это, конечно, надёжно, но страсть там умрёт от тоски. Это не бельё, это архитектура.

Валентина натянула какой—то комплект, который не подходил ни по сезону, ни по настроению, ни по смыслу. В зеркало смотреться не хотелось, но надо было.

Макияж. Тушь – засохла. Тени – осыпались на нос. Подводка – великая трагедия. Левая стрелка ушла вверх, как путь к просветлению. Правая – грустно сползала в щёку. Она пыталась выровнять, но вышло хуже. Кляпа вздохнула:

– С одной стороны – панда. С другой – египетская жрица, умершая от тоски по сексу.

Валентина смахнула ватным диском всё, включая терпение. Размазывая по лицу чёрные подтёки, поняла, что выглядит так, будто только что вернулась с провального маскарада, где была одновременно ведьмой, свидетелем и жертвой.

Остался кофе. Казалось бы, безопасная часть утреннего ритуала. Но, налив, она умудрилась пролить – не на пол, не на стол, а прямо себе на юбку. И, что самое страшное, попыталась вытереть его подолом той самой юбки. В результате – пятно. Ниже пупка. Точное. Подозрительное. Устойчивое.

Зеркало отразило женщину с распухшим взглядом, размазанным лицом, неровной одеждой и пятном, отсылающим к самым неловким ассоциациям.

– Я. Женщина. Миссия, – прошептала Валентина.

Кляпа, конечно же, зааплодировала.

Офис встретил её с такой напряжённой тишиной, будто всё пространство пыталось не выдать себя с головой. Коллеги притворялись занятыми: кто—то уткнулся в экран, кто—то склонился над документом, кто—то обновлял страницу календаря, в который явно никто не собирался записывать ничего нового. Но глаза у всех бегали. Один человек из отдела маркетинга, не поворачивая головы, бросил через плечо:

– Доброе утро, Валя! Как давление?

Из бухгалтерии послышалось с ноткой сочувствия, тщательно приправленного скрытым хихиканьем:

– Тебе, может, чай с мятой принести? Мы тут все переживали.

Она кивнула. Без выражения. «Всё нормально», – произнесла ровно, как диктуют паспортные данные. Но внутри её как будто кто—то сжал плоскогубцами. Каждый шаг по линолеуму отдавался в позвоночник. В животе скрутило, будто ей только что предложили поужинать с ректором института позора.

Направилась в коридор, где стояло большое зеркало. Сделала вид, что поправляет макияж – на самом деле просто проверяла, есть ли шанс нырнуть в вентиляционную шахту, не повредив ни достоинство, ни позвоночник.

Именно в этот момент из—за угла появился курьер. Он шёл, сгорбившись под весом бутыли, дышал громко, лицо чуть покраснело. Увидев её, он прищурился, но сразу же расплылся в широкой, по—детски откровенной улыбке.

Валентина сделала шаг. Не в сторону. Не назад. Вперёд – чисто по инерции. И врезалась плечом в его руку.

– Осторожней, – сказал он весело.

Она попыталась ответить, язык споткнулся о гортань:

– А вы часто… льёте?

И тут же захотелось умереть. Или хотя бы скрыться под ближайшим принтером. Кляпа тут же в голове захлопала:

– Первый контакт установлен. Очень глубоко. Очень метафорично.

Паша между тем уже установил бутыль, вздохнул с облегчением, потянулся. Валентина, внезапно решившись, выхватила сумку. Там лежала плитка шоколада, заранее отобранная по принципу: «сладкое и вроде как кокетливо».

План был простой – предложить с лёгкой улыбкой и сказать что—то вроде: «на дорожку». План закончился в момент, когда ручка сумки соскользнула с запястья, и все её содержимое вывалилось на пол. На пол высыпалось всё, что только могло предать хозяйку: два йогурта – один ванильный, другой с клубникой. Упаковка прокладок – красная, с сердечками. Таблетки от изжоги. Влажные салфетки. Один из йогуртов смачно покатился прямо к ногам Паши.

Он наклонился, поднял, повернул в руке:

– Клубника? Обожаю.

Валентина, побелев, попыталась что—то сказать, но от волнения шагнула назад, зацепилась за угол тумбочки, потеряла равновесие и лбом врезалась в открытую дверцу шкафчика.

Шумно стукнулась лбом, и боль пронзила лобную часть головы настолько резко, что глаза на мгновение заслезились. Отскочила, схватилась за стену, сдёрнула с неё расписание сантехника, поскользнулась на коврике и осела прямо у ног Паши, буквально приземлившись в самый центр абсурда – как иллюстрация к понятию «социальное самоубийство».

Он застыл на месте, будто не знал, что разрешено в такие моменты: бежать, помогать или извиниться за участие в реальности. Смотрел на неё сверху вниз, как на человека, которому срочно нужен либо врач, либо обнимашки.

Пауза длилась секунду. Потом он аккуратно подал ей руку. Осторожно, с заботой, будто она была из сахарной ваты. Помог встать. И тогда сказал:

– Вы… вы сегодня необычно яркая.

Голос чуть дрожал. Видимо, тоже переживал, что это свидание со случайностью вышло слишком насыщенным.

– Спасибо… это… йогурт, – прохрипела Валентина, указывая на пятно на колготках, туда, где и без комментариев