Комбриг. Сентябрь 1939 - Даниил Сергеевич Калинин
— Назад!!!
Начштаба крепко рванул меня, слепо схватив правой рукой за гимнастерку; наган он перехватил левой — и ещё дважды пальнул в ближнего к нам, растянувшегося на брусчатке нациста… Я не увидел, попал полковник или нет. Рывок Дубянского был такой силы, что я невольно поднялся на ноги — и дёрнулся назад к дверному проёму! Но тут с дороги грянул ответный выстрел — и Василий Павлович с болезненным вскриком пошатнулся, привалившись к стене.
Наверное, залегшие стрелки добили бы нас обоих… Раненого в плечо начштаба, расстрелявшего все, кроме одного, патроны нагана. И меня, бестолково замершего на месте от растерянности и шока — вытянувшегося во весь рост! Да бестолково дергающего клапан на кобуре отчаянно дрожащими руками…
Заревел движок горящего с кормы бронеавтомобиля — а из башни, уже повернувшейся в сторону оуновцев, ударил вдруг пулемёт. Одна, вторая очередь — и вот уже стрелки безжизненно распластались на брусчатке, испачкав её собственной кровью.
Странно, я успел списать броневик со счетов — даже не подумав, что моторное отделение его расположено впереди. А горящая корма не имеет никаких щелей, в кои мог бы затечь горящий бензин… Но как же медленно тянется для меня скоротечный на деле бой!
Наконец-то справился с клапаном кобуры, рванув рифленую рукоять ТТ. Для танкиста пистолет не по уставу, танкисты вооружены наганами на случай, если придётся стрелять сквозь узкие амбразуры боевой машины… Интересно, а в жизни хоть раз такое было, чтобы экипажу довелось в бою пострелять из амбразур танка?
Глупый, ненужный сейчас вопрос… Пистолет стоит на предохранительном взводе — но опустив курок большим пальцем вниз, я сноровисто передернул затвор, досылая первый патрон в ствол.
В магизине осталось ещё семь…
Некстати вспомнилось, как руководитель школьного военно-патриотического клуба, «казак» Слава показывал тэтэшник нам, тогда ещё старшеклассникам. Не знаю, был ли казаком Слава по крови, но по духу точно им был — и не каким-то ряженым клоуном, а воевавшим в Чечне отставником… Вот он и показал нам фокус с предохранительным взводом курка на пистолете ТТ — и как с него курок снять.
Честно сказать, никогда не думал, что это знание мне пригодится!
Увы, пригодится: бой ещё не окончен. Если первую группу оуновцев, выбежавших из-за ближней подворотни, достойно встретил Дубянский и добил экипаж броневика, то вторая показалась из-за дальнего угла стоящего напротив дома. Стрелок, умело спрятавший корпус за кирпичной кладкой и целящийся с левого плеча — и два рванувших к броневику «гранатометчика» с толовыми шашками в руках. Бикфордовы шнуры последних вовсю дымятся…
— Ах вы твари!
Я открыл не шибко-то и прицельный, беглый огонь в сторону «гранатометчиков» — дав выход напряжению, охватившему все моё естество с началом боя. Дрожащими руками, по бегущим оуновцам получилось откровенно плохо — первый, второй, третий выстрел в молоко… И только четвертым удалось зацепить одного из гранатометчиков уже в момент броска!
Совсем молодой ещё русый парень дёрнулся, но устоял на ногах. Однако бросок толовой шашки вышел неточным: она не долетела до броневика, к тому же упала сильно правее… Зато второй оуновец закинул взрывчатку точно под заднюю ось «бэашки»!
— Уходи!!!
Правую руку вдруг что-то обожгло; не обращая внимания, я закричал мехводу, отчаянно махнув рукой — и боец меня понял, резко дав газку… Тол рванул позади броневика, крепко тряхнув машину — а сильный толчок воздуха бросил меня на спину.
Спасая от второго, более точного выстрела — пуля ударила в кирпичную кладку точно над моей головой.
Первого выстрела я не услышал в горячке боя — вот почему с каждым мгновением все сильнее жжёт бицепс… Про стрелка-оуновца я просто забыл. Однако же боль словно отрезвила меня, как-то успокоила что ли. Привалившись спиной к стене и даже не пытаясь встать, я поднял пистолет на уровень глаз — совместив планку мушки и прорезь целика на одной линии с головой вражеского стрелка.
Между нами метров тридцать от силы…
Одновременно с тем сердце моё словно замерло, а в груди захолодело — оуновец уже передернул затвор карабина; третьей пулей он не промажет… Я это не сколько понял, сколько почувствовал — и все равно неспешно, даже как-то мягко потянул за спуск.
Голова врага дёрнулась, откинулась назад — и неестественно выгнувшись, стрелок рухнул спиной наземь. А я только теперь выдохнул, как-то даже удивленно таращась на срезанного мной нациста. Неужели попал⁈
А ведь стоило мне хоть чуть-чуть дернуться, качнуться — и пуля ушла бы в сторону…
Над головой захлопали частые пистолетные выстрелы — из окон здания, служащего нам импровизированным командным пунктом, наконец-то открыли огонь поляки. Впрочем, как долго длится огневой контакт? Минуту, полторы от силы? Ощущение времени у меня сильно сбилось — оно и понятно, всё-таки первый бой… Ляхи срезали целящегося в меня гранатометчика, успевшего достать пистолет из кармана и придерживающего раненого товарища. Столь же молодой оуновец, он не сразу нажал на спуск — занервничал, испугался? Шок первого боя, как и у меня? Не успел дослать патрон, не снял с предохранителя? Просто растерялся? Не знаю… Против броневика парень действовал умело, грамотно — но может и духа ему хватило лишь на отчаянный рывок к броне и бросок толовой шашки?
Так или иначе, поляки срезали обоих; вновь застрочил «дегтярев» броневика, открывшего огонь вдоль улицы. «Бэашка» теперь сдает назад, уже практически потухшей кормой к КП, не прекращая палить из пулемёта — невольно прикрыв огнём и нас с начштаба… Дубянский рывком поднялся на ноги и с трудом ввалился в дверной проем, кивком головы приглашая за собой. Бледный от боли, он упрямо закусил губу, не выпустив нагана из пальцев; разрядив остаток обоймы в сторону оуновцев, вновь показавшихся из-за угла соседнего дома, я нырнул вслед за товарищем.
— Обоих подковали, мрази!
Василий Павлович добавил ещё парочку непечатных, крепких выражений, после чего обернулся ко мне — и неожиданно подмигнув, с лёгким оттенком бравады заметил:
— Ничего, мы им также крепко врезали — так что ли, Пётр Семеныч⁈
Мне осталось лишь молча кивнуть, на что начштаба добавил:
— Стрелка хорошо уделал, прямо в лоб! Взял себя в руки, а то ведь по началу-то растерялся… Да с кем не бывает, Семеныч, война! Бывал в бою раньше, нет — а когда от риска отвык
