Вторая жизнь Арсения Коренева. Книга пятая - Геннадий Борисович Марченко
Других подробностей из жизни подозреваемого мне услышать не довелось, поскольку Бардаков отправил меня на медицинское освидетельствование, предварительна записав мои домашний и рабочий телефоны, и предупредив, что в ближайшие дни я могу понадобиться следствию. После осмотра судмедэкспертом я наконец был отпущен домой. Сев в машину, ещё раз использовал ДАР, приведя свою гортань в порядок, и теперь уже мог говорить нормальным голосом. Правда, всё ещё выделялась тёмная странгуляционная полоса, но я не стал её трогать, снимая кровоподтёк, пусть на время следствия останется как свидетельство покушения на мою жизнь. А чтобы не привлекала внимания, можно рубашку застёгивать на верхнюю пуговицу, да им галстук будет в тему.
Домой я добрался в одиннадцатом часу. Сразу позвонил Сотникову, в надежде, что тот ещё не спит. Наплевав на конспирацию, по телефону вкратце рассказал суть дела, естественно, как и в кабинете следователя, не упоминая, кто стал причиной остановки сердца у напавшего на меня отморозка.
— Понял, — выслушав мен, лаконично ответил Андрей Валентинович. — Как, говорите, фамилия следователя? Бардаков… Записал. Завтра с утра постараюсь выкроить время, чтобы вплотную заняться вашим делом. Ну и заодно разузнаем, что же это за папа у Вешнякова такой, что он им людей пугает.
Проснулся по звонку будильника в семь часов. После вчерашних экзерсисов слабость ещё присутствовала, но не настолько, чтобы отпрашиваться с работы. Проделал базовый комплекс физических упражнений, принял душ, плотно позавтракал, набираясь сил, и ровно в восемь спустился во двор. В застёгнутой наглухо рубашке, отчего казалось, что меня снова душат, только не так сильно. Придётся так походить какое-то время, пока не исчезнет странгуляционная борозда.
Придирчиво оглядел свою «ласточку», из-за которой вчера едва не лишился жизни, подумав, что не мешало бы помыть машину. И быстрее бы, что ли, переехать в новую квартиру, там хоть к ней гараж прилагается. А то так снимут ночью колёса или вообще угонят, невзирая на мои «противоугонные» приспособы.
Сотников позвонил мне в ординаторскую днём, предложив встретиться после работы в том же парке на Трёхгорном валу, где меня едва не отправили на тот свет. Я возражать не стал, не настолько был мнительным. Мало того, я и припарковался недалеко от того «пятачка», где меня накануне пытались придушить.
— А ваш Георгий — тот ещё фрукт, — сказал чекист, сев ко мне в машину. — Недаром он отцом грозился. Выпустили этого Вешнякова сегодня утром под подписку после того, как следователю была дана команда его непосредственным руководством.
— И кто же у него папа? — спросил я, едва сдерживаясь, чтобы не выругаться вслух.
— Папа у него — директор завода, работающего на оборонку. Кураторы из наших. Вот и думайте… Но вам скажу так, что не стоит раньше времени посыпать голову пеплом. Я тоже кое-что могу. Да и, в конце концов, следователь, насколько я успел выяснить, неплохой, я бы даже сказал, принципиальный, надеюсь, он доведёт дело до конца.
Да уж, знали бы вы, Андрей Валентинович, как даже принципиальные следователи становятся ручными, если на них как следует надавить. А в лихие 90-е принципиальных и вовсе почти не останется, особенно с их нищенской зарплатой.
— И вот ещё что, — добавил Сотников. — В марте был похожий случай. Таксиста так же задушили. Тело его нашли в лесопарке, а машина — это была «Волга» — пропала бесследно. Следователь в курсе этих двух убийств, и должен, по идее, приобщить их к твоему делу.
А дальше события закрутились с калейдоскопической быстротой. Не успел я приехать домой, как пришлось брать трубку затрезвонившего аппарата.
— Арсений Ильич? Наконец-то… Вас беспокоит Андрей Валентинович Вешняков — отец Георгия Вешнякова.
Он взял паузу, как бы давая мне осмыслить услышанное, я осмыслил и сказал:
— Я вас внимательно слушаю, Андрей Валентинович.
— Кхм… Арсений Ильич, мне хотелось бы с вами встретиться. Потому что, сами понимаете, не все дела можно обсуждать по телефону.
— А зачем нам встречаться? — спросил я, уже зная ответ.
— Видите ли, дело, как вы, наверное, догадались, касается моего сына. Мальчик сейчас лежит в больнице, обследует сердце. Никогда не жаловался, и вот… А вы, воспользовавшись его беспомощностью, зачем-то связали и привезли в милицию, вместо того, чтобы вызвать неотложку или, что было бы ещё логичнее, самому отвезти Георгия в медучреждение. Да хотя бы в свою больницу, где вы, насколько я знаю, работаете кардиологом.
— Послушайте, Андрей Валентинович, ваш Георгий пытался меня задушить, действуя в паре со своей подругой или не знаю, кем она ему приходится. Моя машина им приглянулась. На моё счастье у него случился сердечный приступ, я и так оказал ему первую помощь, — приврал я немного. — Его подружка, кстати, сбежала, решив, что своя шкура дороже. Ну так её всё равно найдут, если уже не нашли. И на моей шее, если что, до сих пор след от нейлонового шнура, которым ваш Гоша пытался меня придушить. Так что я не пойму, чего вы от меня хотите? Идёт следствие, свои показания я менять не собираюсь, и ваш сын из больницы прямиком отправится в следственный изолятор.
— Да вы… Да что вы себе позволяете⁈ — сорвался на приглушённый крик Вешняков. — Вы ещё не знаете, с кем связались! Я хотел уладить дело по-тихому, сделать предложение, от которого вы точно не смогли бы отказаться, но, видимо, придётся решать жёстко.
Я посмотрел на трубку, из которой раздавались короткие гудки. М-да, вот и поговорили. С другой стороны, мне себя в этой ситуации упрекнуть было не в чем. Сделал всё, как надо, а дальше пусть Сотников разруливает со своими коллегами, крышующими Вешнякова-старшего.
Меня к следователю вызвали на следующий день. Предстояло провести очную ставку с подельницей Гоши. Пришлось отпрашиваться на пару часов с работы, по ходу дела сочинив для Гольдштейна версию о том, что нужно встретить на вокзале маму с вещами, которая приехала в гости. Хорошо, что завотделением был не в курсе, что пензенские поезда приходят утром, меня же звонком следователь попросил прийти к 13 часам.
— Нашли мы её, — говорил мне Бардаков, пока мы ждали, когда её приведут. — Екатерина Александровна Якимчук, ранее не привлекавшаяся, трудится прядильщицей на текстильном предприятии «Трёхгорная мануфактура».
