Мечников. Том 7. Расцвет медицины - Игорь Алмазов
— Нет. Это всё будет влито в его кровь, — объяснил я. — Сам посмотри! У него обезвоживание! Его рвёт, он не может ни пить, ни есть. Из-за этого концентрация токсинов в крови стремительно возрастает. От этого, уж прости за прямоту, может и мозг отъехать!
— А пол-литра — это не слишком много?
— Может даже оказаться, что пол-литра — это слишком мало, — уверил его я.
— Так, допустим, — кивнул Иван. — Но у меня кое-что не укладывается в голове… Павлов запатентовал шприцы по два, пять и десять миллилитров. Если мы будем использовать только последние… Ему что, придётся пережить пятьдесят внутривенных инъекций⁈
— Подряд, — кивнул я.
— Подряд⁈
— Придётся поддерживать лекарской магией его вены. Да, я знаю, что звучит это, как чистейшее безумие. Вообще, для этого процесса нужно специальное оборудование. Капельница. Но изготавливать её из подручных средств — дело неблагодарное. Ещё бактерии новые ему в кровь занесём. Так что придётся использовать пятьдесят инъекций, болеутоляющее, лекарскую магию и двух сотрудников из числа среднего лекарского персонала.
— Ох, как мне не хватало этого… — улыбнулся Сеченов. — Такие сумасшедшие планы только ты можешь придумывать. И ведь я уверен на сто процентов, что всё это сработает!
— Тогда не теряем время почём зря, — сухо ответил я. — Работаем!
Через десять минут Анна Елина и Юрий Сапрыкин принялись вводить дезинтоксикационный раствор. Двадцать пять инъекций в левую руку и двадцать пять в правую. Но я заранее уточнил, что делать это нужно крайне медленно. Растянуть все эти уколы на полтора или даже два часа. В это время Иван Сеченов восстанавливал вены больного, чтобы ещё и в сосудистой стенке не возник некроз. Сам пациент уснул, поскольку я дал ему приличную дозу противовоспалительного и снотворного. Таким образом он даже перестал чувствовать, что мы с ним делаем.
Через десять минут работы мы поняли, что Сапрыкин справляется гораздо хуже Анны. Она в плане внутривенных инъекций была настоящим асом. Поэтому пришлось перераспределить количество уколов. Анне доверили тридцать, а ему двадцать.
Пусть лучше делает меньше, медленнее, но без ошибок. Ещё не хватало, чтобы он ввёл раствор в мышцу или подкожную жировую клетчатку. Придётся ещё и там некроз убирать!
Я же тем временем вовсю работал над стабилизацией функций кишечника пациента.
Специальной медицинской аппаратуры у меня нет и в ближайшее время не будет, так что приходится постоянно прослушивать фонендоскопом и пытаться определить на слух, что происходит в брюшной полости больного.
Работу кишечника я наладил, ускорил выделение жидкости в его полость. Теперь каловые массы ускорят своё движение. Затор скоро исчезнет.
Но из-за чего он возник?
Опа…
— Так вот ты где спряталась! — воскликнул я, спуская натянутые выше пупка штаны больного.
— Алексей Александрович, вы что делаете⁈ — оторопел Сеченов.
— Смотрите, коллега, вот где у нас скрылась главная причина заболевания, — сказал я. — Наш пациент додумался скрыть её несколькими слоями ткани. Надо было сразу нам сюда заглянуть…
Под поясом штанов за несколькими бинтами, которыми больной за каким-то чёртом так умело скрыл от нас главный очаг воспаления, скрывалось выпячивание.
— Это ещё что такое? — удивился Сеченов. — Неужто грыжа?
— Она самая. Что, первый раз видите грыжу? — поинтересовался я.
— Если честно, мне о ней только читать приходилось, — ответил он. — Откуда она могла взяться?
— Причин несколько, — произнёс я. — Первая — ранение. Видите этот шрам в левой половине живота? Именно его пациент скрывал от нас. Судя по всему, кто-то всадил ему туда клинок… Нет! Нож. Судя по форме раны и её глубине — это нож. Почему он её скрывает — узнаем чуть позже, когда он очнётся. Но сейчас это и не важно. Смысл в том, что слои брюшной стенки заросли неправильно. В конечном итоге брюшина вместе с частью кишечника выпала наружу. Затем мышцы сократились и пережали петли кишечника. Вот и вся причина непроходимости!
— И всё? Так просто? — удивился Сеченов.
— Не совсем… — я прервался, поскольку обратил внимание, что Елина и Сапрыкин перестали работать и принялись внимательно нас слушать. — Коллеги, я очень ценю ваше стремление к знаниям, но я лучше расскажу вам отдельно об этом. Сейчас надо работать. Вливайте раствор дальше!
— Да, — закивала Анна. — Простите, Алексей Александрович.
— На чём я остановился? — нахмурился я. — Ах, да! Есть ещё один нюанс. Мы ведь оба знаем, что не каждое проникающее ранение заканчивается образованием грыжи, верно ведь, Иван Михайлович?
— Если бы такое происходило, у нас бы уже все войска закончились, — пожал плечами он.
— Вот именно, — ответил я. — Тут действуют ещё два фактора. Своевременное обращение к лекарю и физическая нагрузка. Посмотрите сами, перед нами лежит молодой крестьянин. Представляете, как он пашет? Кто-то пырнул его ножом, по какой-то причине он решил это скрыть, не стал обращаться к лекарям и продолжил работать. А физический труд приводит к увеличению давления в брюшной полости. Это давление выталкивает органы через рану наружу.
— Так каков вывод? Спорт — это плохо? — встрял в нашу беседу Сапрыкин, который никак не мог сконцентрироваться на работе.
По-хорошему его отвлечение нужно было пресечь, но вопрос он задал верный. И это необходимо разъяснить.
— Наоборот, — покачал головой я. — Спорт укрепляет брюшную стенку и увеличивает её способность противодействовать внутрибрюшному давлению. Но сами подумайте! Если в брюхе дырка — что из этого выйдет? Спорт и физические нагрузки тут ни при чём. Они усугубляют ситуацию лишь тогда, когда уже имеется патология.
Дальнейшая часть операции пролетела довольно быстро. Я аккуратно вправил грыжу, затем в один момент срастил все слои брюшной стенки и ещё раз ускорил продвижение каловых масс в кишечнике.
Как раз к тому моменту Анна и Юрий закончили проводить инфузионную терапию.
— Всё, — заключил я. — Теперь укладывайте его в отделение и… Утку приготовьте. Скорее всего, его пронесёт ещё до того, как он придёт в себя. И санитаров предупредите, чтобы вовремя убрали за ним. Иначе другим пациентам придётся терпеть… А впрочем, ладно, лучше положить его в инфекционный бокс, если он сейчас свободен.
Я просто осознал, что после непроходимости наружу выберется такой запах, какой выветрить будет уже очень затруднительно.
Я подозвал Ивана к себе, и мы покинули госпиталь, чтобы наконец-то переговорить наедине.
