Дух экстаза - Greko
Все вводные условия сложились для меня в Хантигтон-бич самым благоприятным образом. Во-первых, он находился не так далеко от Лос-Анджелеса и не так близко, чтобы суету, которую я планировал устроить, быстро заметили. Во-вторых, в наличии имелся амбициозный местный политик, с которым легко договориться. В-третьих, железная дорога, соединявшая Хантингтон-Бич с Лос-Анджелесом, могла пропускать тяжелые вагоны и цистерны, плюс сахарный завод, который можно при желании переоборудовать в нефтеперегонный. В-четвертых, имелось много шансов на то, что я угадал с локацией верно. Местный длиннющий пляж смотрелся прямо как на том самом фото из будущего. Если я ошибся, не беда. Попробую тогда на Лонг Бич, хоть он и ближе к Лос-Анджелесу. Ну и в-пятых, и, очевидно, в-главных, в этом поселке одна компания, занимавшаяся изданием энциклопедий, бесплатно раздавала земельные участки, при условии оплаты 126 долларов за полный пакет документов. Откуда у нее появилась земля, зачем она ее выкупила у железнодорожного магната, Сайрус объяснить мне не смог. Не суть важно. Куда существеннее то, что в Хантингтон-бич можно легко зацепиться и попробовать пробурить первые скважины.
126 баксов — сумма для переселенцев, в отличие от меня, неподъемная, так что свободных участков хватало. Вопрос был в том, где взять этих переселенцев? Ответ очевидный — в тюрьме.
Туда я и направился вместе с моим адвокатом, оставив ребят в пансионе Кэролайн Северанс обхаживать нашу хозяйку. Мы остановились в ее доме по совету Сайруса.
— Очень влиятельная старушка, — объяснил нам адвокат. — Если вы с ней столкуетесь, может крепко нам подсобить. К ее голосу в Лос-Анджелесе прислушиваются, несмотря на то, что ей почти девяносто.
— Чем же она так знаменита?
— О, весьма энергичная дама. Крайне бойкая!
Оказалось, что миссис Кэролайн была старейшей в городе аболиционисткой и суфражисткой. Нет, она не била витрины, не носила штаны и не поражала общество иными эксцентричными выходками, как развлекались дамы из благородных семейств, боровшиеся за права женщин. В прошлом веке она создавала клубы, открывала детские сады и даже церковь, заслужившую славу маяка справедливости. Даже сейчас, когда силы были уже не те, в ее обширном поместье «Эль Нидо», в Мид-Уилшер, существовал клуб «Мать клубов», дававший приют прогрессивным литераторам и прочим, кто ратовал за социальное равенство.
— Я прибыл в Лос-Анжелес, чтобы спасти несчастных эмигрантов, томящихся в тюрьме, — выдал я на голубом глазу этой энергичной, хоть и очень старой бабуле и тут же получил в свое распоряжение симпатичное бунгало в глубине тенистого сада. За почти символическую плату.
Пацан сказал, пацан сделал. Пообещал, что «прибыл освобождать» — пошел освобождать. Отправился в загон для «бродячих собак» на Эллизиан-Хиллс.
Тюрьмы Лос-Анджелеса являлись жутким местом. Заключённых было так много, камеры настолько переполненны, что людям приходилось ждать своей очереди, чтобы немного поспать. Для эмигрантов там места периодически не находилось. Тогда городские власти ничего лучше не придумали, как окружить пустырь у подножия голливудских холмов частоколом и загнать туда задержанных переселенцев, имевших глупость сказать что-то не то иммиграционным властям или не имеющим на руках нужных документов. Смешали их с толпой бездомных, арестованных за бродяжничество. По странному совпадению этот «загон» под открытым небом соседствовал с первыми в городе киностудиями на Аллесандро-авеню.
«Это знак, Вася! Сюда стоит впоследствии заглянуть еще разок», — отметил я про себя и пошел творить добро.
Коррупция среди полицейских Лос-Анджелеса была столь же распространена, как сифилис в портовом районе. За горстку никеля мне готовы были разрешить творить любую дичь.[2] Но мои планы куда благороднее.
— Русские есть? — поинтересовался я у надзирателя.
— Да хоть японцы!
— Джапов не нужно. Нужны работяги. Славяне.
— Полдоллара за голову — и будут лучшие. Такие, кто и гайки крутить умеет, и плотничать. Пригляделись к контингенту, когда на общественные работы гоняли.
— Давай тридцать человек за «бизона».
— Ща все устроим, босс!
Полицейские кинулись в толпу заключенных и непонятно как вычленили из нее нужных мне людей. Пригнали их к воротам, где я с комфортом устроился в тенечке на выданном мне стуле. Рядом примостился Сайрус, разложивший на обрезке доски кипы бумаг с хитрыми контрактами.
18 русских мужиков, пятерка поляков, серб с хорватом, финн и шесть немцев, непонятно за какие заслуги превращенные надзирателем в «славян», столпились напротив меня с такой лютой надеждой в глазах, что я решил не мелочиться и взять всех, хотя изначально планировал ограничиться двумя десятками.
— Я вытащу вас отсюда, мужики. Мой лойер сделает вам все нужные документы, чтобы вы стали американцами, имеющими права на земельный участок. Дам вам работу и перспективу. Не останетесь ни без крыши над головой, ни без цента в кармане, ни без куска хлеба с мясом.
— Вы хотите превратить нас в белых рабов? — на сносном английском спросил один из поляков.
— Вали отсюда, умник! Ты не принят! — разозлился я, решив сходу обозначить, кто в доме хозяин.
Вместе с поляком ушли двое русских. Скатертью дорога! Мне не нужны ни склочники, ни маловеры.
— От вас мне нужна только абсолютная преданность, — объяснил я политику партии по имени «Найнс энд Блюм бразерс индастри». — Вы не задаете лишних вопросов, делаете то, что вам говорят, а я забочусь о вашем благополучии. Держать никого не буду. Любой, после того как выполнит предварительные условия, волен идти на все четыре стороны. Или остаться с нами, в трудовой артели, которая станет вашей новой семьей и которую я буду финансово поддерживать.
Да, я решил объединить своих будущих работников в подобие кооператива, опирающегося на индивидуальные контракты. Каждый ее член получит участок земли в Хантингтон-бич. И передаст этот участок моей компании в пользование на тридцать лет без права досрочного выкупа и со всеми правами, включая недра. На дольше я не загадывал, сообразив, что нефть не бесконечна.
Делиться будущими доходами не собирался. С