Фантастика 2025-57 - Елена Артемова
— Если ты меня отпустишь, то сейчас узнаем, — и мы ввалились в комнату.
Посреди комнаты на небольшой табуретке стояла Вероника. На полу сидела белошвейка, прижимающая к груди корзину с нитками, иголками и другими принадлежностями. А вокруг них бегала растрёпанная Маша с веником в руках, пытаясь догнать Фыру.
— Что у вас происходит? — зарычал я, выхватывая из этой вакханалии белошвейку.
— Я пустила по подолу серебряную тесьму, — чуть не плача, начала рассказывать девушка. — Но вашей рыси она чем-то не понравилась, и она её содрала. И половину подола испортила заодно.
Шум в комнате усиливался. Вика что-то пыталась говорить верещавшей Машке. Фыра завывала на одной ноте, девчонка ревела, а Мамбов просто стоял возле дверей и хлопал глазами. На нас с Олегом вообще внимания не обращали, игнорируя сам факт нашего нахождения в комнате.
— Тихо! — заорал я, хлопая в ладоши, чувствуя, как дёрнулся глаз.
В комнате сразу же воцарилась тишина. Маша застыла, но так и не опустила веник. Вероника прижала руки к горящим щекам, а Фыра с негромким хлопком исчезла.
— Сбежала, — голос Мамбова в наступившей тишине прозвучал набатом. И это послужило сигналом, потому что после этого заговорили все одновременно.
— Тихо, — я не орал, но меня услышали и замолчали. Я же подошёл к стоящей на стуле Веронике. — Что она натворила? И откуда здесь появилась серебряная тесьма? Сюда не идёт серебро. — Я нахмурился, глядя на платье.
Надо сказать, подошли мы с Мамбоваым к делу ответственно. Долго совещались и пришли к выводу, что если в белое платье сделать чёрные вставки, то будет очень даже ничего. Вероника — вдова, ей можно экспериментами заниматься, она не так связана ограничениями, как другие женщины.
— Откуда здесь появилось нечто серебряное? — повторил я, поворачиваясь к белошвейке.
— Я думала… — Пролепетала она.
— Ты здесь, чтобы не думать, а делать то, что тебе было сказано, — прошипел я, разглядывая девчонку прищуренными глазами.
— Женя, ты её пугаешь, — Маша подошла ко мне и дотронулась до руки. — К тому же Милу уже отчитали за самоуправство. Лучше скажи, что нам делать?
Я ещё раз осмотрел съёжившуюся белошвейку и повернулся к Веронике. Так, что сделала Фыра? Приглядевшись, увидел, что рысь не просто вырвала эту чёртову тесьму, которой здесь не должно было быть. Фыра распорола подол до колена, вырвав кусок. Что-то сюда пришивать — вообще не вариант, любая ткань на белом шёлке будет выглядеть как заплатка в самом худшем её проявлении. А доставать новое платье и пытаться переделать, уже не было времени.
— Ладно, — я потёр лоб. — Если не можешь что-то спрятать, приукрась. Олег, что скажешь, ножки Вероники стоят того, чтобы время от времени появляться в разрезе, сводя с ума всех мужчин в бальном зале?
— Ножки Вероники, безусловно, могут свести с ума кого угодно, но тебе не кажется, что это как-то слишком? — Сам Мамбов от этих ножек с трудом отводил напряжённый взгляд.
— Нет, не кажется, — я покачал головой, протянув руку, вытащил из-за своей спины белошвейку, которая почему-то решила, что там может лучше всего спрятаться от меня. — А теперь слушай меня очень внимательно. Ты сейчас сделаешь только то, что я скажу. Без экспериментов. Иначе пожалеешь.
— Ну зачем ты угрожаешь этой милой девочке, — Мамбов, наконец, нашёл в себе силы оторвать взгляд от молчавшей всё это время Вероники. — Она ещё чего доброго подумает невесть что.
— Олег, вот прямо сейчас мне на это плевать. У нас до отъезда осталось меньше суток, и лично мне не до сантиментов. К тому же у меня нет времени, чтобы заниматься воспитанием. Я просто спрошу у хозяйки ателье, где эта кукла работает, уверена ли она, что Мила умеет шить? — резко ответил я, сложив руки на груди.
— Я умею шить, — девчонка как-то быстро пришла в себя и огрызнулась. — И я действительно хотела, как лучше. Это же бал у императора. А платье такое простое получалось, совсем без украшений.
— Украшением этого платья является сама Вероника Егоровна, и драгоценности, которые она наденет, — оборвал я её. — Работай. Я больше не сдвинусь с места, пока ты не закончишь. А тебе точно придёт в голову, что-нибудь ещё сюда попытаться нашить. Даже у моей рыси чувства прекрасного больше, чем в тебе. — Оборвал я её. Что-то в моём голосе ей не понравилось, и Мила быстро вытащила из корзинки нитки и иголки.
— Что мне делать, ваше сиятельство? — тихо спросила она.
— Вот это другое дело, — я подошёл поближе. — Значит, так, вот тут собери тонкую складку, чуть-чуть приподними этот край. Достаточно. А с этой стороны…
Через два часа Игнат повёз Милу обратно в ателье, а Вероника разглядывала себя в зеркале.
— Это так странно. Очень необычно, — наконец произнесла она, поворачиваясь ко мне. — Женя, Маша, как я смогу вас отблагодарить?
— Произведи фурор, — посоветовал я ей и направился уже к выходу из её комнаты. — Сейчас я, надо сказать, даже благодарен этой дурочке, потому что получилось куда лучше, чем планировалось.
— Мне нужно собраться. Вы меня из дома выдернули, но мне всё-таки нужно кое-какие вещи собрать. — Сказала Вика, снова поворачиваясь к зеркалу.
— Олега попроси, он тебе поможет, — я хмыкнул, глядя на молчаливого Мамбова. — У нас основной багаж уже должен быть доставлен в Иркутск, но проверить, не забыли ли мы что-то важное, всё же стоит.
— Самое главное, Женя, не забыть тебя, меня и Фыру, — Маша обняла меня за талию, прижавшись к боку. — Всё остальное прекрасно можно будет купить на месте. Мы всё-таки в столицу едем, а не в глухую провинцию.
— Неужели существует провинция, глуше нашей? — я приподнял бровь, глядя на жену.
— Представь себе, — она хмыкнула. — Да, я, глядя на результат, думаю, что ты обязан что-то сделать с парочкой моих нарядов.
— Ни за что, — я помотал головой. — Нет, определённо, нет. Я художник, а не модельер. Поэтому, дорогая, придётся тебе довольствоваться тем, что могут сотворить истинные мастера швейной иголки и нитки.
— Женя, ты нам машину одолжишь? — перебил меня Мамбов. — Ты прав, если я поеду, то чем-нибудь
