Фантастика 2025-46 - Маркус Кас
А сейчас — прятаться самому. В задачу гвардейцев входило не допустить подхода к штурмующему Петербург противнику, и полковник выбил разрешение возглавить лично одну из засад. Карьера карьерой, но делать ее исключительно на скользком паркете Александру Христофоровичу не хотелось. Стыдно носить ленту через плечо и не сойтись с врагом грудь в грудь, штыки в штыки. Бестолковые стычки на улицах не в счет, там все решалось случаем, силой и удалью, теперь же выпал шанс проверить способности к командованию. Момент истины, как любит говорить государь император.
И вот он настал. Красные мундиры и меховые высокие шапки видны невооруженным глазом, а в зрительную трубу можно разглядеть унылые солдатские рожи. Недовольны? Ну извините, не на воды приехали…
— Быстрее, быстрее… — шептал Бенкендорф, подгоняя неприятельскую колонну. — Что же вы как неживые?
Англичане (шотландцы, точнее сказать, но все равно англичане) не торопились, осторожничали. Сопровождающий пехоту эскадрон кирасир проверял подозрительные места, и только после этого командир полка отдавал приказ ускорить шаг. Чтобы вновь остановиться, отсылая вперед разведку. Идиоты, они же провалятся в замаскированные окопы! Или остановятся в виду небольшой рощицы, что открылась сразу за небольшим пригорком?
Хлесткие пистолетные выстрелы снесли с седел двоих направившихся к деревьям кирасир. И следом…
— Руби их, братцы!
Гусары, любимцы дам, поэтов и придворных сплетен… Ну что бы вам не звенеть шпорами на балах, не сочинять пылкие романсы, не стреляться на дуэлях… и не соваться сломя голову под палаши тяжелой кавалерии.
— Денисов, давай! — Полковник привстал на колено, пытаясь докричаться до окопов.
Поздно… гусарский полуэскадрон уже смешался в рубке с английскими кирасирами, и начинать сейчас — значит обречь безумцев на верную гибель. Зачем вы это сделали, братцы, откуда вы взялись? Вот они один за другим падают с коней, не в силах прорваться к перестраивающимся из походных колонн в каре горцам. Безумцы… зачем вы здесь? Зачем вы это сделали?
— Простите, робяты… — Седоусый гвардеец, получив тычок в бок от своего командира, сильно дернул уходящий в землю шнур. — Простите…
В гуще неприятельской пехоты расцвели черно-серые цветы на огненных стеблях — взорвались закопанные на дороге фугасы, заполнив пространство визжащей каменной картечью. Время остановилось… и тут же побежало вновь с громадной скоростью. Еще летели в стороны смятые фигурки в красных мундирах и клетчатых килтах сорок второго полка, еще полковник Петерстоун с недоумением разглядывал расплывающееся на животе темное пятно, как грохот повторился. Сейчас сработали одноразовые деревянные пушки, какими когда-то пользовался Емелька Пугачев — выдолбленные дубовые бревна, стянутые железными обручами. Добровольцы при них не смогли одновременно поджечь запалы, и канонада растянулась на долгую минуту, напоминая сказочного Змея Горыныча, деловито и размеренно собирающего страшную жатву пламенными языками полусотни голов.
Отлетела сеть, укрывающая окопы, и звонкий голос скомандовал:
— Гренадеры, пошли!
Ну, пошли — громко сказано. Они никуда не ходили, только привстали и бросили гранаты с дымящимися фитилями. Двухфунтовые чугунные ядра описывали в воздухе дугу и взрывались с небольшой задержкой, позволяя гвардейцам спрятаться в укрытие от разлетающихся осколков.
— Определенно Товий Егорович договор с дьяволом заключил, — пробормотал Бенкендорф, когда свистящий кусок металла выбил из рук зрительную трубу. — Адское зелье.
Сотворенное главным императорским аптекарем господином Ловицем вещество требовало весьма осторожного обращения, иначе существовала возможность подорваться самому, но сегодня такой день, когда осторожность забыта, а благоразумие затаилось где-то в глубине души, стиснутое железной волей. День, в который брошенный на кон последний рубль становится на ребро.
Полковник поднялся, отбросив маскировочную накидку, и взял протянутый ординарцем толстый цилиндр из плотной вощеной бумаги. Направить вверх… дернуть за торчащий из донышка веревочный хвостик… С шипением ушла в небо красная ракета — оказывается, и от развлекательных игрушек бывает определенная польза.
— Выбирать цели самостоятельно!
Впрочем, мог и не кричать. Во-первых, все равно не слышно, а во-вторых, все гвардейцы знали свой маневр. Вражеского курьера, направлявшегося от Копорской губы, места высадки десанта, перехватили позавчера, а вчера весь день готовили позиции, подробно обсудив порядок и очередность действий. Непонятливых вроде бы не оказалось.
Две сотни винтовок, почти все наличествующее в дивизии количество, ударили в образовавшуюся свалку со всех сторон. Удивительно, но и под губительным огнем противник не думал сдаваться — избиваемый, но еще грозный полк шотландских горцев огрызался редкими выстрелами, офицеры неоднократно бросали людей в безнадежные атаки, захлебывающиеся, едва начавшись.
— Ибическа сила, мать их… — Александр Христофорович царапнул рукой по дну опустевшей патронной сумки. — Тимоха, не спи, сучий потрох! Заряды!
Не услышав ответа, оглянулся — денщик лежал, уткнувшись лицом в траву, все еще сжимая дымящуюся винтовку. И мухи, безразличные к войне каких-то там людишек, уже примеривались к раздробленному прошедшей навылет пулей затылку.
— В штыки их, братцы! — вскочил на ноги совсем молоденький подпоручик. В глазах горело возбуждение азартом боя и читались мечты о героическом захвате в плен вражеского знамени. — В штыки!
— Стоять, бараны! — Полковник рывком преодолел разделявший их десяток шагов и ударом в челюсть сбил юного героя на землю. — Расстреляю уродов!
Поздно! Порыв был подхвачен, и залегшие в укрытиях гвардейцы поднимались в полный рост, офицеры и солдаты обнажали шпаги… Пошли! Пошли и прекратили стрельбу, позволив шотландцам зарядить ружья. Отрывистые лающие команды… залп, выбивающий из защитных мундиров яркие алые фонтанчики… Но дотянулись! Бей, гадов!
— Болваны! — орал на бегу Бенкендорф.
Он несся одним из первых, укоряя себя за то, что не смог удержать людей, за ненужные потери, за отсутствующие на переделанных из штуцеров винтовках штыки… Выстрел в поднимающего ружье горца. Осечка. Бесполезный пистолет летит в чужую, с распахнутым в беззвучном крике ртом морду. Успел упасть на колени — пуля больно дернула за волосы — и полоснул шпагой по голым волосатым ногам. Пробегающий мимо гренадер ткнул шотландца в живот, повернув клинок в ране, кивнул молча и пропал из виду где-то впереди. Александр Христофорович бросился следом, по широкой дуге, огибая бьющихся в артиллерийской упряжке лошадей. Перепрыгнул через лежащую на боку пушку с одним колесом… и замер, остановленный вспыхнувшей в голове болью.
Шум казался морским прибоем — так же нахлынет и отступит, слизывая с песка оставленные следы. А сейчас слизал память.
— Их высокоблагородие очнулись! — Загрохотало море и плеснуло
