Фантастика 2025-32 - Алексей Викторович Вязовский
А вот я имел самый скверные предчувствия, ведь из всех присутствующих деньги в значимых объемах были только у меня. Мэр столицы лишь начинал свой трудовой путь, да и не для того он мэром становился, чтобы кровно попиленное тратить. У чиновников на таких должностях цели обычно были строго противоположные. У «рыбкиных» бабок точно не было. У него и костюмчик-то так себе, сотня бакинских, не дороже.
— Надо бы насосы купить, Сергей, — шепнул мне Жириновский едва слышно. Понятно, он хочет себе медаль заработать, а платить за нее должен, как обычно, Хлыстов. Так себе расклад, и я выдал:
— Я вроде избрался уже, Владимир Вольфович. Пора уже получать, а не вкладывать. Я столько потратил, что можно этот Госплан снести, и новый построить.
— Вот ты меркантильный какой, — расстроился Вольфович. — Нам Борис Николаевич из принципа ни копейки не даст. Как бы вообще электричество не отключил, как в Белом доме в сентябре.
Я поплевал через плечо, Жирик тоже.
— Ну, будь человеком! Бюджетный комитет получишь. Тебе же самому это нюхать.
— Ну раз бюджетный, то я согласен, — важно кивнул я, прикинув, что отбить на таком посту свои деньги смогу по-любому. — Купим мы вам насосы в качестве спонсорской помощи. Немецкие! Так и быть, поможем сироткам.
— Партия ЛДПР оплатит это мероприятие! — с важным видом выкрикнул Жирик, а я в очередной раз восхитился этим человеком. Заработал мигом очки у всех. Причем на пустом месте.
В общем, вот так я стал руководителем бюджетного комитета в парламенте, который не заседал пока ни одного дня. И все благодаря дерьму, которое разгребать мне. Точнее, немецким насосам, которые уже летели самолетом в Москву и завтра должны были приступить к своему нелегкому труду.
Закончив вспоминать всю историю «вступления в должность», я выключил телек, повернулся на другой бок и попытался заснуть, но не смог. И на это у меня имелась очень веская причина. Дело в том, что это в СССР пользовать девушек в гостинице можно было только до одиннадцати. А в свободной России, когда хочешь, тогда и пользуй. Демократия!
Стены в гостинице «Советская» оказалась картонными. Стоило мне заснуть, как сверху раздался скрип кровати и охи-вздохи. Причем, только мужские. Я открыл глаза и зло уставился в потолок. Ленка, сука такая, выперла меня из дома, и вот теперь слушай эту отечественную камасутру.
— Сосед! Она у тебя там что, мертвая лежит⁈ — рявкнул я во весь голос, — Да вдуй ты ей как следует!
Слушать охи мне надоело очень быстро, и ситуация выбесила окончательно. Идти просить новый номер и переезжать со всем барахлом? Спасибо, не надо. Но и терпилой быть не хотелось.
— Да не, не мертвая. Вроде моргает. — раздался сверху приглушенный голос горе-любовника.
Я засмеялся и посмотрел на часы. Полпервого ночи. Ну все, сон испорчен, уже не засну. Оделся и пошел в ресторан. Кухня, может, и не работает, а вот бар… Да, бар не спал никогда, как не спали и его постоянные обитатели.
Внизу я нашел всю «банду» Лакобы. Воры сидели за угловым столиком и резались в карты.
— О! Хлыст, давай к нам!
Отказать братве — значит обидеть, и я сел на свободное место. Черт, как же они тут надымили — пепельницы были забиты окурками. А ведь я в четырнадцатый раз на этой неделе бросаю курить. Вот как тут бросить? Я вздохнул и вытащил из кармана сигару. Может, хоть ее стоимость сделает так, что я буду меньше вдыхать в себя эту дрянь? Двадцать баксов за штуку, на минуточку! Фельдшер на скорой помощи столько за месяц зарабатывает.
— Слышали мы, поднялся ты, — сказал Лакоба, который внимательно разглядывал карты. Так внимательно, что у меня на затылке волосы дыбом встали. — Государственным человеком стал, понятия воровские забыл. А ведь ты за них глотку драл и в изоляторе сидел. Что случилось с тобой, дорогой? Перекраситься решил?
— Я, Лакоба, не вор в законе, чтобы до буквы все понятия соблюдать, — ответил ему. — Для меня и моих корешей депутатская ксива лучше любой брони. Я с ней могу людей на пешеходных переходах давить и мусорам в лицо плевать.
— Так ведь ты смотрящим по Лобне числишься, — недоуменно посмотрел на меня Лакоба. — Неувязка получается, Хлыст. В непонятках люди. Тут, как у вас, русских, говорится, надо либо крестик снять, либо трусы надеть. Иначе никак не выйдет.
— Ну, ты сам понимаешь, — развел я руками. — От корки я никак отказаться не могу. В это дело много денег и сил вложено. Давай я Лобню своему человеку передам. Там у меня Григорий работает, по кличке Копченый. Он парень правильный, грев будет по-прежнему засылать.
— Где чалился, по какой статье? — выпустил дым в потолок старый вор.
— Не сидел, — покачал я головой. — Спортсмен.
— Ненадежные люди эти спортсмены, — поморщился Лакоба. — Не любим мы их. Люди не согласятся на такого смотрящего, своего поставят.
— Эти города мои, Лакоба, — спокойно ответил я. — Там без моего разрешения муха не пролетит. Никакой смотрящий там работать не сможет, его на ноль помножат. Есть еще Штырь. Он парень заслуженный, отсиженный.
— Такого знаем, — качнул головой Лакоба. — Он по центру работает. Подходящий паренек. Жесткий, но с понятиями. Решим по нему.
А может, и к лучшему, — думал я уже под утро, когда сон все-таки меня сморил, а неугомонный ебырь на этаж выше замолчал. Видимо, затрахал свое бревно насмерть.
— Депутат-смотрящий — это ведь и правда, не по понятиям, — пробурчал я перед тем, как окончательно провалиться в сон.
* * *
Депутатская корка, как выяснилось, принесла с собой не только сладкие плюшки. Спящая в хомуте лошадь отечественного дознания вдруг взбрыкнула и понеслась вскачь, увидев перед собой непреодолимую пропасть. Ведь дело шадринских не закрыто, и закрыть его весьма затруднительно. Власти почему-то не слишком любят, когда в центре столицы одни негодяи берут и с особым цинизмом превращают в элементарные частицы других негодяев. И даже вся польза для общества от этого благородного деяния не учитывается. Виновного хотят привлечь и наказать, и желательно прогулкой по коридору в один конец. А это очень скверно, потому что мораторий на смертную казнь у нас в стране ввести
